Долгое время Иран считался закрытой страной. Отчасти это
помогло сохранить древние профессии, исчезнувшие в других частях мира. Здесь варят самогон из роз и роют подземные водяные каналы. Ткут гобелены под землей и
строят ветреные ловушки. Поют в спортзалах, а муку размалывают при помощи
каменного жернова, верблюда и крепкой молитвы.
Я еду в Кашан – небольшой город, бывший когда-то крупным
торговым центром. Здесь торговали коврами, тканями и драгоценностями. Кашан
находится в центральной части Ирана, и здесь довольно жарко. Город выстроен из
глины, и если посмотреть на него сверху, то видны купола анбаров и
башни-бадгиры.
Анбар – хранилище для воды, нечто вроде глиняной цистерны.
Летом, чтобы вода не испарялась слишком быстро, её хранят под землёй. К
хранилищу пристроены бадгиры – один, два, четыре, а иногда даже шесть башен.
Это ветряные ловушки, древние кондиционеры. По сложной системе перегородок
прохладный ветер поступает вниз и охлаждает воду, а тёплый воздух поднимается
наверх. Анбары и бадгиры придумали тысячи лет назад, но в Иране их используют
по сей день. Новые строят редко, скорее ремонтируют старые. Для починки
всего-то нужен таз с глиной и голые руки: зачёрпывай и размазывай. Свой бадгир
высится почти у каждого дома.
На жаре всякий норовит спрятаться в прохладу подземелья. В
Кашане есть несколько ткацких фабрик, буквально находящихся в подполье. Чтобы
попасть туда, нужно протиснуться через узкую дверь, а потом спуститься вниз по
крутой лестнице. Косые лучи солнца просачиваются через оконные дыры. В скупых
лучах света под землёй работают старцы, похожие на трудолюбивых пауков. У
каждого свой станок с натянутыми нитями и множеством грузов. Каждый сидит в
персональной глиняной яме, жмёт на деревянные педали, пропуская челнок вперёд и
назад.
- Мне нравится работать здесь, - говорит старший из ткачей,
70-летний Хуссейн. - Тихо и прохладно, никакой суеты. Смотри, какие свастики
красивые получились! Купи гобелен, а?
Но гобелен с арийскими символами мне не нужен. Впереди ещё
долгий путь по Ирану.
В соседнем квартале есть другая яма – с силачами. Это
зурхане – «Дом силы». Здесь занимаются борцы и атлеты. Они упражняются при
помощи деревянных кегель, похожих на палицы. На каждой паре написан вес – как
на гантелях в тренажерном зале. А ещё есть металлические луки и тяжелые
деревянные щиты, которые жмут от груди вместо штанги. Каждый тренажер по форме
напоминает оружие воина. Зурхане – древнейшее учреждение, существующее с тех
времен, когда здесь готовили богатырей могучей персидской армии. А сейчас это
мужской клуб, где по вечерам собираются программисты, менеджеры и торговцы, заботящиеся
о своей форме. На круглых стенах заведения висят сабли, пистолеты, кнуты.
Силачи слушают инструкции музыканта. Сидя над ямой, он
играет на барабане или бубне и поёт молитвы, либо стихи из эпоса «Шахнаме».
Пока музыкант не остановил пение, бросать тяжелые кегли нельзя.
- Хочешь ты или нет, а придётся крутить ими – иначе позор, -
объясняет мне Мухаммед. Молодой, но крепкий парень, мастер игры на бубне.
Силачи стараются, пыхтят, густой запах пота поднимается из ямы и заполняет
помещение зурханы до самого купола.
Молитва и пение – могучий инструмент. Ему подчиняются не
только мускулистые бородатые дядьки, но даже верблюды. На окраине посёлка
Варзане действует верблюжья мельница. Её хозяин Кодрат построил её
самостоятельно, в том же стиле, как строили его предки тысячу лет назад. Вообще-то Кодрат – зоотехник, но решил, почему бы не стать мельником? Немного
глины и несколько лет труда – и мельница готова. Кодрат, надевает войлочную
крестьянскую шапку, выводит верблюда из загона, открывает ключом дверь и
толкает животное в мельничную яму.
- Машалла! Во славу Аллаха! – запускает верблюда Кодрат.
Верблюд нерешительно переступает на месте, после чего впрягается в работу и
тянет деревянную оглоблю, приделанную к каменному жернову. Жернов крутится,
мука мелется, Кодрат молится. Поёт суры из Корана. Верблюд к пению привык, и
пока хозяин поёт, не останавливаясь, движется по кругу.
В Варзане и даже всём Исфаханском районе это единственная
действующая верблюжья мельница. Сюда часто приезжают иранские туристы и
школьные группы. И даже когда мука не нужна, Кодрат покорно тянет верблюда в
яму и начинает всё заново: «Машалла!»
А для гостей хозяин соорудил во дворе глиняные топчаны,
укрытые коврами. Здесь я устроился спать, замотавшись в спальный мешок и
накрывшись краем ковра. Хозяин настойчиво звал в дом, но я предпочёл ночевать
под звездами. Всю ночь из-за загона ко мне вопросительно тянул шею верблюд,
скалил зубы и фыркал.
Ещё одна профессия, которая давно должна была исчезнуть, но
чудом сохранилась – это землекопы, проводчики «канатов». Канатами называются
узкие подземные туннели, по которым талая вода с гор течёт в пустынный город.
Без канатов и подземных водохранилищ многие города просто не смогли бы выжить в
пустыне. Например, такие города как Язд. Он был построен в оазисе в пустыне
более 4 тысяч лет назад. Сейчас здесь живет полмиллиона человек. А вода
поступает в город по подземным канатам, продолжительность которых более 300
километров.
Канат – это очень узкий туннель, в котором может
протиснуться лишь небольшой, щуплый человечек. Особенность туннелей в том, что
они должны быть равномерно наклонными, так чтобы вода текла с гор в город, а не
в обратную сторону. Вырыть такой канал в темноте при помощи лопаты, ведра и натянутой
верёвки, в качестве измерительного инструмента – задача невероятно сложная. Работать
порой приходится по колено в воде, внизу может не хватить воздуха, или грунт
может внезапно обрушиться. Землекопы выходят на работу в белом, чтобы быть
готовыми к тому, что работа похоронит раньше срока.
Сейчас в Иране бурят водяные скважины промышленными
методами. Многие канаты и анбары, построенные в центре города, уже потеряли
своё былое значение и стоят заброшенными. Но воды в пустыне на всех не хватает.
Поэтому землекопы не остаются без работы даже сегодня, проводя канаты в
удалённые районы и посёлки.
Иран старается беречь свои традиции. Если что-то
пользовалось спросом при Кире Великом, зачем отказываться сейчас?
Еще в древних летописях проезжие купцы описывали чудесную
розовую воду, которую гнали в поселке Гамсар, что расположен в 40 километрах от
Кашана. Технология – такая же, как при изготовлении самогона: кипячение в медном
аппарате, и перегонка пара при помощи змеевика. Правда, в Иране змеевик – это не
спираль, а длинная труба, согнутая под прямым углом. И «самогон» получается
безалкогольный и даже целебный. Делают его из «розы Мухаммеда», известной у нас
как шиповник. А еще гонят напитки из мяты – от боли в желудке, икоты и
ревматизма; из салатных листьев – от депрессии; из яблок – от ожирения; из
чеснока – против запаха никотина. В Гамсаре используют для перегонки около
двухсот растений.
- Мы можем сделать лекарственный напиток из чего угодно, - уверенно
заявляет 20-летняя Мариам. Её семья владеет лавкой и небольшим самогонным
производством на два аппарата, работающих круглосуточно. – Но я больше всего
люблю розовую воду. Она самая полезная – для иммунитета, для сердца. А когда я
нервничаю, то съедаю несколько сухих лепестков, и мне помогает.
За правильным сочетанием ингредиентов следят опытные мастера
самогоноварения. Если шиповничьих лепестков положить побольше, а воды налить
поменьше, то это уже не напиток получится, а туалетная вода. Шиповник
выращивают здесь же в окрестностях деревни, а собирают их афганские женщины и девочки-подростки,
приехавшие в Иран на заработки. Торговля лепестками – крупный бизнес.
К листьям шиповника в Гамсаре относятся с такой верой, что
даже купают в них грудных детей. Считают, что это помогает от аллергии.
Сегодня в Гамсаре около тысячи небольших производств розовой
воды. Своя мини-фабрика есть в каждом доме. А один из сельчан по имени Закери
устроил у себя дома музей. Собрал старые самогонные аппараты, сделанные ещё из
глины и бамбуковых трубок, и демонстрирует желающим. Вот старинные бутыли,
оплетенные древесной корой, чтобы не побились. И центр тяжести у них устроен
так, что бутыль почти невозможно уронить. А вот образцы самой воды – её можно
попробовать.
- Кислятина! – отплевываюсь я.
- А ты её с сиропом! – подсказывают мне и подливают в мой
стакан разведенного в жидкости сахара. Вода такая сладкая, что если в ней и были
витамины, то теперь они никуда из моего организма не денутся – прилипнут
навсегда.