Одним из центров восстановления забытого искусства стал город Воронеж. До революции, когда объемы колокольного литья в стране достигали 2 тысяч тонн в год, здесь работали два завода братьев Самофаловых, колокола которых звучали по всей России и за её пределами. В 1989 году воронежский предприниматель Валерий Анисимов решил возобновить традицию и открыл на окраине города литейное производство. И за двадцать с лишним лет создал более 22 тысяч колоколов!
Валерию Николаевичу 55 лет. Это примерно соответствует среднестатистическому предельному возрасту мужчины в нашем государстве. К возрасту, когда многие русские мужики уже легли в гроб от пьянства и безысходности, Анисимов крепок, бодр и полон планов и надежд. Свою фирму он назвал «Вера» в честь жены, но также в честь главной христианской добродетели.
- А ещё я буду строить деревянный корабль. Власти города именно мне поручили. И знаешь почему?.. – делится он со мной, едва мы начинаем разговор. Рассказать «почему», ему мешает постоянно звонящий телефон. Но, кажется, я и сам это понимаю. Анисимов крепок и надёжен, как его собственный чёрный джип, привычный к колдобинам и ежегодному «благоустройству» городских дорог. Тёмные длинные волосы промышленника завязаны на затылке в пучок как у монаха, борода тронута сединой. Валерий крестится на каждую встречную церковь – в Воронеже их много. Говорит спокойно, но напористо – перебить сложно. В речи его мелькают «церковно-славянизмы», сказывается род деятельности: основной клиент завода – Русская православная церковь.
Мы едем в Шилово, посёлок, в котором Анисимов построил своё предприятие. Мастерских, где льют колокола, сейчас в России несколько десятков, но серьёзных заводов всего три: кроме анисимовского (самого крупного), есть ещё заводы Пяткова в Каменск-Уральском и Шувалова в Ярославле.
Завтра в Шилово приедут заказчики забирать колокола для Никольского морского собора в Кронштадте. Гордость заказа: 1000-пудовик, колокол весом более 16 тонн – это примерный вес четырёх городских маршруток с пассажирами.
Самый крупный колокол в наборе называется «благовестник». Их на звоннице может быть до 3 штук: праздничный (самый тяжёлый), воскресный и будничный. В старину даже колокола в 10 раз меньше большого кронштадтского (от 100 пудов) назывались «тяжкими». Отсюда и выражение «пуститься во все тяжкие», то есть звонить сразу во все колокола – такое случалось редко, лишь по особо торжественным или драматическим случаям.
Всего в Кронштадт должны отправиться 16 колоколов, а работа ещё не до конца завершена – осталось отшлифовать рельефный узор гиганта. Войдя на завод, Анисимов сразу направляется к колоколу, поставив портфель на землю. Сейчас он не просто директор и владелец, а в первую очередь – старший мастер.
- В старину по полгода обрабатывали орнамент, доводили до совершенства. А нам нужно всё за один день сделать! – вроде сердится, что на работу заказчики оставили слишком мало времени, но на самом деле гордится. Знает, что бригада и в самом деле справится за один день. Рабочие облепили огромный бронзовый колокол как пчёлы кусок мёда: долбят, скоблят, полируют. От «пескоструйки» всё пространство вокруг колокола покрыто песчаной пылью, ещё чуть-чуть, и эта часть завода превратится в пляж, но такой, на котором не до отдыха.
Пока хозяин даёт указания рабочим, я осматриваю округу. Территория завода немаленькая. Несколько цехов, административное здание, плавильные печи, металлические формы, гусеничный кран и ещё один кран, огромный, мостовой, окрашенный ржавчиной «под старину» и двигающийся по рельсам со скрипом и стонами, уместными в финальной сцене голливудского боевика.
- Что здесь было раньше? – спрашиваю.
- Анисимов не запятнал себя приватизацией! – отвечает с усмешкой, но собственное имя произносит с уважением. Для него это не просто «бренд», из тех, что растут на жирных рекламных бюджетах. Речь идёт о чести промышленника сверхнового типа, хорошо забытого старого, дореволюционного: - Ты спрашиваешь, что здесь было? Песок был. Это я всё построил.
Мы поднимаемся в его кабинет. На стенах развешены правительственные и церковные грамоты «за усердные труды», фотографии с патриархом Алексием, свидетельство паломника на Святую землю. Возле двери отдельно висит патент Госкомизобретений от 28 июня 1991 года на промышленный образец «верхняя часть колокола» – один из последних патентов выданных кому-либо в СССР. На письменном столе красуется корабельная рында – у кого как, а у Анисимова строительство корабля начинается с колокола. А недавно он построил новый цех, в котором собирается лить судовые винты на заказ. Говорит, что на колоколах больших денег не сделать.
- Сейчас это больше мастерская художественная, мы уж так называем: «завод». А вот винты отливать – серьёзное производство.
Макет будущего производства собран из конструктора «Лего» и стоит на подоконнике.
- Вот здесь будет 6 печей. Две больших туда перенесу и ещё поставлю 4 дополнительных. Видел старую железнодорожную цистерну во дворе? Тоже печка будет. В новой яме будем и винты отливать, и колокола. Например, 250 тонный колокол для вьетнамцев. А из старой ямы пруд сделаем с фонтаном – для красоты и пожарной безопасности.
Как настоящий инженер, Анисимов разбирается в уйме вещей: в литейном производстве, строительстве, механике, электрике, логистике, акустике, столярном деле. Знает, как сделать что угодно из чего угодно.
- Мне тут заказывали колокола для карильона. Специальный станок из Европы везти для обточки – слишком дорого. Там рядом с цистерной кран валяется старый, башенный. Я его купил по цене металлолома. Вот, смотри, эти рога отстёгиваются, башня переворачивается вверх ногами, колокол вставляется в отверстие. Там есть привод, который вращает башню. А здесь будет головка режущая – всё, станок готов.
Анисимов считает, что колокольный бизнес – дело не столько прибыльное, сколько «душеполезное». А чтобы завод вообще мог существовать, приходится снижать издержки: не покупать дорогостоящее западное оборудование, отдаваясь банкам в долговое рабство, а собирать его аналоги из старого советского хлама, стремясь, чтобы работали они не хуже.
- Всё нужно сделать минимум в 10 раз дешевле, чем это принято. Вот, чтобы сверхтяжёлый колокол погрузить, нужно нанимать в городе подъемный кран – это 650 тысяч рублей за один день работы. А можно – 5 трактористов, по 1000 рублей каждому. Зимой вывезем на санях, снежком дорогу посыпая, дотащим до Дона, там на баржу и в порт. А если мне за перевозку много зарядят, так я баржу куплю, а потом продам её в Новороссийске.
В новом корпусе, раскрашенном в цвета российского флага, в том самом, где планируется лить винты и 250-тонный колокол, стоит расколотая гипсовая статуя, примерка для будущего бронзового памятника.
- Это господин Ребиндер из Шебекино в Белгородской области, промышленник, меценат. Содержал богадельни, школы, больницы. После революции расстреляли его…
Мастер задумчиво ходит между осколков. Ворчит что-то про скульптора, забывшего сделать в гипсе металлическую оплётку. Своей богадельни у Анисимова пока что нет, но если корабельные винты принесут прибыль, чувствуется, что построит.
В одном из старых цехов сложены старинные колокола – для будущего музея. Уже много лет предприниматель добивается от городских властей, чтобы ему выделили землю под музей, который он готов построить бесплатно и передать в дар городу. Воронеж не избалован достопримечательностями: драмтеатр, краеведческий музей и памятник мультипликационному котёнку с улицы Лизюкова вряд ли могут считаться объектами, способными привлечь в город туристов. А вот статус колокольной столицы страны – пожалуй. Но власти не торопятся принимать решение – земля нынче в цене, и отдавать её бесплатно, пусть и на благое дело, как-то боязно.
Помимо старых и новых колоколов в цеху находится 3-метровый чугунный якорь для будущего парусника. А возле прохода прикрытая строительным мусором лежит ещё одна «чугунная болванка» - язык для колокола-исполина, он 4 метра длиной, а веса в нём более полутора тонн!
- Я должен был делать 65-тонник для Троицко-Сергиевой Лавры. Но потерял заказ… из-за интриг, - события 9-летней давности, а чувствуется, что мастеру до сих пор обидно. Ради этого грандиозного заказа он приобрёл две печи-близняшки мощностью по 50 тонн. Одна из них так ни разу и не работала с тех пор, даже не покрыта огнеупорной краской и выглядит сиротливо. Нет сейчас в России заказов на 100-тонные колокола. А единственный 65-тонник перехватил Балтийский завод, чтобы сделать – нет, не колокол, а могучую корабельную рынду – музыкальные характеристики получившегося у конкурентов продукта оказались неидеальны. Завод же Анисимова понёс убытки: - Была предоплата, но заказчики отказались и заставили вернуть деньги с процентами. А ведь когда я на эти деньги печи строил зимой, только на фундамент ушло полтора метра бетона, ведь каждая печка весит по 200 тонн! Тут был "Комсомольск-на-Амуре" и всё ради того, чтобы один колокол сделать!
Первые годы работы завода были самыми трудными. Начинать приходилось практически с нуля. Не было ни опыта, ни знаний. Технологию изготовления колоколов Валерий изучал по книжке начала XX века, найденной в библиотеке им. Ленина. Теперь его производство можно считать высокотехнологичным. Модель колокола рассчитывается на компьютере. Рисованные художниками на воске иконки сканируются и заносятся в банк данных, после чего лазерный станок сам режет их на обрабатываемой поверхности в том масштабе, который требуется. На твёрдый керамический сердечник («фальш-колокол» или по-простому «болван») наносится воск, то есть иконы, орнамент, текст, всё из воска. Затем надевается металлический кожух, а внутрь заливается керамика, которая застывает и становится твёрдой как камень – это основа внешней формы колокола. Потом воск вытапливается, и получается керамическая матрица, которая надевается на стержень. В пустоту между стержнем и керамической матрицей заливается расплавленная бронза.
Чтобы подчеркнуть добротность литья и показать, что колокол после отливки не обтачивался, Анисимов ставит своё фирменное клеймо – отпечаток пальца. Современные технологии, такие как вакуумизация, позволяют добиться идеального качества литья, недоступного предкам, но Валерий считает, что высокотехнологичные колокола звучат хуже:
- У них звук постный. Вот такой: «бззззинь….». А нам нужно было найти середину между дедовскими «хламовыми» методами и современными. В бронзе должны оставаться небольшие раковины, пузырьки, тогда звук насыщеннее.
Что же касается колокольного языка, то тут точно: чем он корявее, тем лучше. Язык не должен сам звенеть, чтобы не создавать помех магическому звучанию колокола. Поэтому его часто не льют, а куют из мягких сортов стали.
Многие люди верят в целительные свойства церковного звона. Были случаи, когда больные, слушая колокола, выздоравливали, а дети исцелялись от заикания. Некоторые полагают, что если поставить тазик с водой на звонницу, то получится «колокольная» вода, которую можно пить как лекарство. Женщины обвязывают колокола платками, а потом покрывают ими голову, надеясь избавиться от мигрени. Учёные скептически относятся к случаям выздоровления, считая колокольный звон «эффектом плацебо». Редкий случай, но священники с ними полностью согласны, полагая, что чудеса творит именно вера.
Мы проходим мимо ямы, где происходит заливка бронзы. На дне её тяжёлый вращающийся металлический диск, укреплённый прочными болтами. Чтобы колокол хорошо звучал, он должен быть идеально круглым. У него и название, образованное от старорусского «коло», то есть «круг», - можно перевести как «круглый круг». Несмотря на огромную массу металла, с которой приходится работать, диск и болты на нём выверены с точностью до долей миллиметра.
- Зачем такая точность? – спрашиваю.
- А ты представь: песчинка полмиллиметра вниз попала – перекос. Значит сверху он будет в 5 раз больше. С одной стороны 2,5 мм убавилось, с другой столько же прибавилось – уже 5 мм разница в толщине стенок. Ударили: уо-уо-уо… «Баран» получился или «козёл»! Вот старые имена колоколов такие и были. Кривой колокол звучит, будто блеет.
Именно такие колокола – Баран да Козёл – находятся в звоннице Успенского собора в Ростове Великом. Требуется изрядное мастерство звонаря, чтобы неблагозвучные колокола не испортили музыку перезвона. В России, в отличие от Европы, вызванивают не мелодию, а ритм. Но всё же, колокол – музыкальный инструмент и фальшивить не должен. Затем и льют его из бронзы, чтобы звук получался густым, богатым. Помимо основного тона присутствует целый букет обертонов. Сталь, латунь, чугун и даже чистое серебро так не звучат. И бронза нужна не любая, а свежеотлитая: 4 доли меди и одна доля олова. Лишь кажется, что неудачный колокол можно «переколоколовать-перевыколоколовать». Это раньше, когда колокола лили на пушечных дворах и, чуть что, переливали в пушки, о тонкостях обертонального звука говорить не приходилось.
- В бронзу «Большого Успенского» колокола в московском Кремле добавлен металл трофейных французских пушек, а переливали его 5 раз…, - пытаюсь блеснуть эрудицией.
- Да, хоть 25! Там не было ничего путного, кроме огромной массы. По ней вдарили, она загремела, загудела, чего и добивались. А мы бронзу сами варим первичную. Переплавленная бронза уже не так звучит, – это камень в огород конкурентов, льющих колокола из вторсырья.
Борьба за качество колоколов идёт на протяжении многих веков, и борьба нелёгкая. Испортить несколько десятков тонн дорогостоящего металла – такое могло стоить репутации монархам, а мастеровым людям – головы. История помнит случаи, когда в русских городах на время заливки крупных колоколов запирали городские ворота, а людей просили оставаться дома, чтобы топотом не создавали нежелательную вибрацию. Заодно, отпугивая нечистую силу, повсюду распускали ложные слухи. Отсюда и пошла недоверчивая присказка: «Ну, ты заливаешь!!!»
Вопреки старинному обычаю, пустую болтовню и враньё Анисимов не любит. На входе в одну из заводских подсобок висит плакат: «Честным быть выгодно». С этим утверждением могли бы поспорить политики и финансисты, но мастер упрям и переубедить его сложно, а чужое враньё он видит за версту и даже сквозь толщу веков.
- Вот, пишут, Царь-колокол нагрелся от пожара и раскололся, когда его начали водой поливать. Ерунда это всё! Треснул он ещё до пожара.
- То есть пожар спас репутацию мастеров?
- Конечно! А почему они ждали этот пожар 2 года? Может они сами и запалили всё? Всю Москву запалили! Чтобы отлить колокол 200 тонн, сколько подвод дров они сожгли? Образно говорю: вот колокол, да? – и показывает пальцами нечто маленькое. – А дров сожгли вот столько! – широко разводит в сторону руками. – И когда они собирались его из ямы поднимать, сделали леса. Эта конструкция была деревянная. Если её всю сжечь, то колокол лишь слегка подогреется, но не раскалится! Когда на него водой из ведер лили – это брызги просто летели. 200 тонн колокол! Это сколько нужно воды было, чтобы залить его! Я эксперимент делал: разогрел колокол – он почти плавиться начал, уже уши обмякали – и бросил в воду. Достал – ни одной трещины. Он просто сделался мягкий как пластилин, и уже не звенит. Железо в воде закаляется, а медные сплавы при резком остывании наоборот делаются мягкими. И вот я охладил его и начал молотком бить. Он не кололся, а плющился. Структура изменилась металла – он сделался мягким!
- Как же получилось, что он треснул?
- От резкого охлаждения с колоколом ничего не случится, но он треснет, если его вовремя с глиняного «болвана» не снять. Когда колокол остывает, он как барабан натянутый или как струна на скрипке. При охлаждении металл сжимается, а «болван»-то не даёт ему сжаться, и тогда колокол трескается. И вот они в яму спустились и увидели – он весь в трещинах, и начали там придумывать разные сказки. Что, вот, надо его поднять, туда-сюда… затянули эту работу, полтора года подъёмные работы шли, а потом начался пожар. Но даже чтобы просто разогреть 200 тонн бронзы до 100 градусов, чтобы вода закипела, это сколько нужно дров было сжечь? У меня на такой объём ушло бы 20 тонн солярки, а дров это сколько?! Печь топили 2 дня. А тут пожар случился секунды, да и что там горело-то? И залить они его не могли. У них же не было брандспойтов, брызгали-то вёдрами. А потом: «Ой-ой, пожар! Колокол лопнул!» Сказки-то для кого?!
- А они могли в принципе такой колокол сделать? Или сама технология была несовершенной, и это было невозможно?
- Могли. Григорьев-то сделал колокол 190 тонн, и он звонил! - мастер говорит про предшественника Царь-колокола, упавшего с колокольни во время пожара в 1701 году. - А здесь просто упущения были. Циркуляры, чиновники… Делали в Москве, а канцелярия в Питере. С нарочным бегали туда-сюда…
Чиновников Анисимов вспомнил не случайно. Сам от них натерпелся и потому из мастеровой солидарности в ошибках склонен винить не Моторина-младшего, отливавшего колокол, а постоянно вмешивавшихся в работу царских бюрократов. Сегодня царя уже нет, а заботливые «попечители» остались до сих пор.
- Церковь за колокола никогда не платила. Платили спонсоры. А управляют деньгами посредники: один фонд, другой фонд, министерство культуры. Вот они и есть попечители.
Желающие помочь в отливке колокола и оставить своё имя на колокольной бронзе люди всё известные: депутаты, сенаторы, губернаторы. Неудивительно, ведь если именные колокола были у русских царей, то почему нынешние властители должны быть исключением? Пусть потомки считают меценатами и благотворителями. Своё имя на колоколе – это не плакат предвыборный и не интервью на ТВ, а практически прямая дорога в вечность, к Богу поближе!
- С этими надписями вечные проблемы. Заказчики порой сами не знают, чего хотят. Могут позвонить и сказать: переделывай. А дизайн колоколов обязательно утверждается у Патриарха: такой делается буклет красивый и внизу подписывается. Вот был орнамент колоколов Лавры. С одной стороны «Троица» рублёвская, с другой – иконы «Житие Сергия Радонежского» - питерская контора полгода мне резала - и ещё маленькие иконки: здесь Путин, а здесь патриарх. Вот если я отолью, как заказчик хочет, откуда я знаю, утвердит мне патриарх, чтоб Путин там был на этом колоколе?!
Сегодня ни для кого не секрет, что благотворительность крупных корпораций, тратящих миллионы и даже миллиарды рублей на колокольный звон, часто вызвана прямым или завуалированным государственным рэкетом. Хочешь нормально работать – дай деньги на детский дом, театр или лучше вот, на колокол. А имена рэкетиров и искать не надо, вот они все на юбке колокола – доблестные крестоносцы, теснящие сарацинов частного бизнеса во славу Господню.
- Когда мы меняли гарвардские колокола, на эту операцию выделили денег около 300 миллионов рублей. До меня дошли 20 – хватило только расходы на производство покрыть. А если бы я не согласился, то колоколов бы просто не было. Не было бы никакого национального достояния, этой помпы всей! – История с возвращением в Россию комплекта колоколов Свято-Данилова монастыря, вывезенных в США после революции и звонивших всё это время в Гарвардском университете, сильно нашумела в 2007 году.
- А история была такая: прилетели мы в конце февраля в Гарвард с дочерью Маринкой, она английский знает. И нам говорят: будете отливать копии колоколов, оплатит фонд Вексельберга. Но у нас условие: чтобы летом колокола здесь были, студенты уходят на каникулы, и у вас только июль-август, чтобы их повесить. Чтобы доставить их к этому времени кораблём, отправлять нужно в мае. Остаётся март и апрель – 2,5 месяца! Нужно сделать точные копии с орнаментом, да ещё первые два колокола у них фальшивили, нужно было исправить.
- Отправлять в США своих сотрудников, так пока им паспорта сделаешь, пока визы получат… да ещё целый месяц они будут в Америке реплики снимать. И чтобы сами колокола отлить нужно полгода. А разговоры о возвращении гарвардских колоколов шли с 85-го года, ещё Горбачёв об этом пытался договариваться. И вот, наконец, кое-как договорились. Или бери или отказывайся. Остаётся неделя до отъезда. Нашли мы резину в Бостоне, оплатили, и нам должны были привезти её в бочках. Снежные заносы, буран, машина застряла, а когда приехала – у нас осталось 2 дня до вылета. И тут выясняется, что использовать резину можно при температуре не ниже -5 градусов, а на улице уже -8! Башня открытая, а внизу жилые этажи. Мы оборачиваем целлофаном всю башню и открываем дверь подъезда. Тёплый воздух со всего дома выходит наверх, и башня прогревается до нужной температуры. На следующее утро замерзшие студенты ругались: кто оставил дверь открытой! Зато мы за одни сутки все колокола обмазали резиной и сняли слепки. Я поехал в магазин, купил 5 чемоданов. Резину – такие хламиды здоровые – засунули в чемоданы и самолётом улетели.
- Улетали мы 23 февраля, как раз начинался пост… Ещё отец Роман заговлялся: в аэропорту ел всё подряд. Уже 10 марта к нам прилетели американцы, и я их вывел на заливку 5-тонного колокола, а кое-какие колокола уже были отлиты: 500 кг и мелочь вся. Вот они удивились! Ну, только что мы ещё были в Америке, и вот новые колокола уже стоят! …И хотя денег мы почти не заработали, зато заработали авторитет, это тоже капитал серьёзный.
Приобретение колокола – дело пусть не дешёвое, но выгодное. Бронза с течением времени дорожает, а звон улучшается. Только что отлитый металл напряжён, но спустя годы эта напряженность падает, и звук становится мягче. Оттого так ценятся старые колокола. Так что вложить деньги в колокол – не менее надёжно, чем в швейцарский банк.
- Мы делали 35-тонный колокол для Саввино-Сторожевского монастыря в Звенигороде. Заказчику он обошелся в 280 тысяч долларов. Сейчас этот колокол стоит в 2 раза больше, и это только металл, без стоимости работы! А прошло-то всего 8 лет.
Чем колокол массивнее, тем ниже его звук и тем дальше его слышно. Говорят, звон большого звенигородского колокола слышали в Москве. Если так, то кронштадский колокол должны услышать в Питере, по крайней мере на заводе Анисимова на это надеются. Жаль, что нынешние мегаполисы уже не могут в полной мере насладиться очарованием колокольного звона. Шум машин и строек заглушает звук даже самого тяжёлого благовестника. Да и обо всех важных событиях населению нынче сообщает не колокольный звон, а агрессивные музыкальные отбивки теленовостей. Но пока есть такие компании как «Вера», есть и надежда, что хотя бы в монастырях и малых городах России благодатный звон будет по прежнему радовать людей.
От автора: Хотите сами побывать в Воронеже? Купите билет здесь