Дамаск - один из старейших живых городов на земле. И рынок Хамидия тоже один из самых старых. Как любой пенсионер, он любит поговорить о прошлом. Но и в настоящее время не унывает: кричит, ругается, смеется, торгуется, зазывает и нахваливает. Кого здесь только не увидишь! Продавцов самодельной парфюмерии, торговцев шкурами, ювелиров, разносчиков кофе, чистильщиков обуви, изготовителей кальянов.Лавка черной магии «Мухаммед Хамеди Аль Хор». На прилавках разложены травы, на полках – банки, коробочки и пузырьки, под потолком висят рога, шкуры диких животных, черепаший панцирь и сушеный крокодил. Этой лавке 250 лет. Ее хозяин Тарик унаследовал ее от отца, а тот от деда. Здесь сотни видов лекарственных трав от любых недомоганий. Говорят, есть у Тарика и вещи «посерьёзнее»: приворотные зелья, порошки для сглаза. Но сам хозяин свою принадлежность к черной магии категорически отрицает: здесь только лечебные травы, ничего сверхъестественного.
На двери висит шкура крупного полосатого хищника, похожая на тигровую.
- А как же, тигровая шкура? - пытаю хозяина. – Наверное, и сушеное мясо тигра есть?
- Нет. Это, наверное, в Индии тигров едят. У нас нет. А шкура – так, декорация.
- А черепаший панцирь, а крокодил?!!
- Всё декорация. Крокодил вообще пластиковый.
Крокодилы в Сирии действительно не водятся. А «черная магия»? В мусульманской стране в этом никто не признается.Продолжив прогулку по рынку, набредаю на здание медресе XVII века. Сегодня там расположен магазинчик антиквариата и небольшое ткацкое производство. В окружении сувениров, поддельных старинных лат и дверных «стучалок» (свинченных с чьих-то дверей при сносе зданий), завешенный цветными тканями стоит единственный в Дамаске французский станок для производства парчи. Этот материал покупает изысканная обеспеченная публика. Из нее делают платья, скатерти, галстуки и покрывала.
Станку уже полтора века, но работает исправно. 10 тысяч шелковых ниточек с привязанными к ним металлическими спицами ходят вверх и вниз, скрипит деревянная «расческа», летает веретено, мелькают руки ткача. Мастер тоже единственный на столицу. За день производит 1 метр парчи, продажная цена которого – около 60 долларов.
Интересная особенность французской машины – сверху установлен, похожий на древний компьютер, аппарат для чтения перфокарт. При помощи этих карт определяется будущий рисунок ткани. Поэтому оператор станка – не просто ткач, но и программист. А если понаблюдать за движениями его рук, то можно сказать определённо – он еще и волшебник, прямо из воздуха ткущий невероятно красивый узор.Среди почтенных (по возрасту) профессий в Сирии есть еще одна – банщик в Хамаме. Арабский хамам – больше, чем просто баня, это храм чистоты, мужской клуб, где можно обсудить важные проблемы. Без галстуков и штанов (в простыне) серьезные вопросы обсуждаются легче.
Один из самых известных и старых хамамов Дамаска – 965-летний Нуреддин Аль Шахир (Nour Eddin Al Shaheer) тоже находится в центре рынка Хамидия и работает с утра до полуночи. Вход женщинам туда запрещен, исключение возможно лишь в мусульманский выходной – пятницу.
Идею хамама арабы позаимствовали у римлян (позже поделившись ею с турками). Помещение делится на две зоны: фригидариум (холодная комната) и калидариум (горячая). Обе зоны служат для удовольствий. В холодной: чай, кальян и разговоры. В горячей… О, это непросто описать! Из-за пара не видно даже стен комнаты. На полу возле огромных каменных ваз с водой сидят голые мужики, намыливают друг друга и поливают из металлических плошек. Полотенца с чресел никто не снимает. В мусульманской стране раздеваться догола не принято даже в бане.
Пол в калидариуме горячий – об этом заботятся сидящие в подвале кочегары – но мокрый. Чтобы не поскользнуться, посетители надевают тапки на высокой деревянной подошве. В таких тапках чувствуешь себя немножечко японской гейшей.
Выходящих из парной клиентов тут же принимают в свои объятия банщики. Кого-то ведут на массаж, кого-то на очистительные процедуры, кого-то закутывают в простыни и полотенца перед выходом в «холодный» фригидариум.
В хамаме «Нуреддин Аль Шахир» посменно работают несколько десятков банщиков. Каждый из них исполнен достоинства, каждый - «умывальников начальник и мочалок господин». В этом хамаме с почтением вам подадут даже мыло. Опытный банщик – тоже немножко маг и чародей. Выйдя из парилки, еще ничего не успеваете сообразить, как с вас уже сорвана мокрая простыня, вы закутаны в три свежих, а перед вами, неизвестно откуда появился горячий чай.Поиски интересных профессий привели меня к чайхане «Аль Нофура». Солнце склонилось к закату, и с минарета мечети Омейядов муэдзины пропели призыв к намазу (мусульманской молитве), четвертому за этот день. Это значит, что в чайхану «Аль Нофура» скоро потянутся посетители, чтобы послушать, как выступает хакавати Рашид аль Халак, более известный как Абу Шади.
Хакавати – сирийское слово, означает поэт, актер, историк, рассказчик. Профессия рассказчика всегда была популярна на Востоке до тех пор, пока «красный угол» в чайханах не заняли телевизоры, показывающие голливудские боевики или футбольные матчи. Сегодня 65-летний Абу Шади один из последних в профессии. По утрам он работает в собственной лавке, а вечера проводит, рассказывая истории, которые слышал в детстве.
До начала выступления остаётся несколько минут, и я подхожу к мастеру. Спрашиваю, что нужно, чтобы освоить профессию хакавати? Оказывается, секрет прост – нужно напоить мастера чаем. Абу Шади отхлебывает из стакана, ставит недопитый чай на стол, внимательно смотрит на меня поверх очков и говорит: теперь учись, после чего идет к своему «трону». В красной феске-тарбуше, мешковатых курдских шароварах, с мечом в одной руке и книгой в другой, выглядит он очень импозантно.
Меч (на самом деле сабля без эфеса) у Абу Шади настоящий, но затупленный. Им он размахивает во время самых драматических моментов рассказа. Когда эпизод достигает кульминации, хакавати бьет клинком по металлическому столику, стоящему перед ним. Психологический прием: от звука удара встрепенется даже самый нерадивый слушатель, задремавший после второй порции наргиле.Другой атрибут воинственного рассказчика – книга. Казалось бы, книгу с историями можно купить и в сувенирной лавке тут же на рынке. Дорогой фолиант из хорошей бумаги и с цветными картинками. Но чтобы стать хакавати – этого мало. Главный рабочий инструмент сказителя не обязательно красив. Это может быть просто тетрадка или пачка ксерокопированных листов в самодельной обложке, с пометками и добавлениями. Настоящий хакавати сам решает как рассказывать текст, как будет развиваться сюжет.
Мастер может читать по тексту или по памяти. Его слова звучат как музыка, у них свой особенный ритмический рисунок. Хакавати часто прерывает рассказ на шутки, комментарии или чашку чая. Абу Шади читает на арабском, копируя акценты и говор жителей разных мест. Он не просто рассказчик, но и актер, перевоплощающийся в того героя, о котором рассказывает. Вот он малообразованный крестьянин, а через минуту – чванливый купец или гордый военачальник.
Между столиками снует официант, разнося чай и уголь для кальянов. Атмосфера в кофейне непринужденная. Публика сидит расслабленно, кое-кто даже спиной к рассказчику. Пьют чай, курят кальян, переговариваются или даже дремлют. Клубы дыма лениво плывут над полом. Несмотря на то, что хакавати занят рассказом, его лукавый взгляд замечает абсолютно все, что творится в заведении. Если внимание публики ослабело – верный меч всегда наготове.
Слушатели с многолетним стажем уже знают наизусть все истории хакавати. Но с большим удовольствием слушают их снова, вставляя свои комментарии. Без их участия представление не было бы таким живым. Они – часть шоу, группа поддержки.
Выступление длится около часа, но история может тянуться много месяцев. Также как в телесериалах, эпизод обрывается на самом интересном месте, чтобы продолжиться на следующий день. Рассказы часто основаны на реальных событиях, как, например, сказание о султане Байбарсе или история борьбы арабского полководца Салах-ад-Дина против крестоносцев. В устах хакавати истории эти приобретают фантастические формы. Доблесть героев преувеличивается, количество убитых с одного удара врагов растет от рассказа к рассказу. Существуют и откровенно вымышленные (но не менее интересные) истории – такие, как сказки «1000 и 1 ночи».Один из самых любимых эпосов Дамаска – история Антара и Аблы. Антар – сын темнокожей рабыни. Его возлюбленная Абла – красива и светлокожа. Ее отец не хочет отдавать дочь за Антара, выходца из низшего класса. Помимо возлюбленной, у Антара есть и соперник – Аззиль Мухалькаль.
В прежние времена за борьбой Антара и Аззиля следили с не меньшим вниманием, чем сейчас за поединком «Челси» и «Манчестер Юнайтед». Слушатели делились на тех, кто болел за одного героя, и тех – кто за другого. «Своего» героя поддерживали одобрительными выкрикам, действия соперника освистывали. Порой завсегдатаи чайханы были настолько увлечены событиями, что не отпускали рассказчика домой, пока он не заканчивал эпизод до конца. Бывали случаи, когда кто-нибудь из болельщиков подкупал хакавати, чтобы тот изменил ход истории в пользу того или иного героя. Также судьба персонажа могла решиться и простым голосованием.
А вот случай, над которым несколько лет назад смеялся весь Дамаск: один из вечеров сказитель закончил тем, что оставил Антара в тюрьме, в окружении злейших врагов. Какой-то простодушный слушатель так переживал за любимого героя, что пришел среди ночи прямо к хакавати домой и сказал: «Умоляю, отпусти его! Я спать спокойно не могу!».
Конечно, в большинстве случаев Антар побеждает. Ведь он – образец нравственности и борец за справедливость. Пользуясь необычайной популярностью у простого народа, хакавати прививает основы морали и социальных ценностей. Он – мудрец в образе шута. Рассказывая незамысловатую с виду историю, учит добру и высмеивает тщеславие, невежество и алчность. Некоторые рассказы балансируют на грани политической сатиры. Может быть поэтому во времена правления жёсткого сирийского лидера Хафиза Ассада выступления хакавати были фактически запрещены? Лишь в 1990 году запрет был снят. А при нынешнем президенте (Бошаре Ассаде) правительство даже пытается поддерживать исчезающую профессию, организуя выступления немногих оставшихся хакавати во время фестивалей и религиозных праздников.
Злые языки поговаривают, что время хакавати ушло. А чайхана «Аль Нофура» совсем коммерциализировалась. Действительно, по окончании представления в зал вплывает поднос для пожертвований. Особенно много дают иностранцы. Как правило, они не понимают ни слова, но щедрый взнос позволяет им сфотографироваться со столь экзотической фигурой, как Абу Шади. Один из последних хакавати в Сирии – популярная личность. О нем пишут газеты, его приглашают с выступлениями за границу… Сам Абу Шади, несмотря на 18-летний рабочий стаж, не считает себя мастером и говорит, что еще должен многому научиться. Что же говорить обо мне, начинающем хакавати?
Абу Шади смотрит на меня лукаво:
- Понял, как надо? Хочешь попробовать себя? Приходи в ресторан «Аль Мушрака» в 8 вечера.Арабский текст мне, увы, не осилить. А вот прочесть русскую былину смогу запросто. Перед началом выступления захожу в Интернет-кафе и скачиваю быль про Илью Муромца. Все-таки у прогресса есть свои неоспоримые достоинства.
В «Аль Мушраке» немноголюдно и гораздо менее накурено. Перед своей первой пробой я пересказываю Абу Шади смысл истории. Хакавати не знает английского, а мой арабский просто ужасен. Спасает салфетка, чья поверхность вскоре покрывается изображениями бородатого всадника, высокого камня, трех дорог и сорока тысяч разбойников (все они на салфетке не помещаются).
Но вот мне пора на сцену. Абу Шади объявляет мой выход, публика затихает в нетерпении. Я почти готов к роли хакавати: в руке меч, на голове красный тарбуш, в книгу вложена шпаргалка с текстом. Эх, жалко, не захватил с собой переводчика, поэтому приходится сопровождать рассказ элементами пантомимы. Еще я не знаю ритма, в котором нужно читать текст. И недостаточно смел, чтобы изменить ход истории (да и нет в ресторане «Аль Мушрак» сторонников 40 тысяч разбойников, желающих заплатить за их победу). Зато вполне могу в разгар битвы (там, где «с одного маха улица, а с другого – переулочек») жахнуть саблей по металлическому столику, чтобы заскучавшая от непонятного языка публика не отвлекалась. И надо же, первый опыт удачен! На металлическое блюдо сыпется небольшой дождик монеток. Их не хватит даже на то, чтобы заплатить за ужин, но все равно приятно.