Посёлок Бату Ампар находится на берегу реки Капуас, длинной (более тысячи километров) и полноводной. На юге острова Борнео эта река – единственная оживлённая трасса, движение на которой не прекращается даже после сильных дождей. По ней постоянно курсируют маленькие рыбацкие пироги, мощные катера «спидботы» и тяжёлые грузо-пассажирские баркасы, называемые «паблик бот», то есть «общественные лодки». По краям реки стоят на собственных корнях тропические мангровые деревья. До Бату Ампар из Понтианака, главного города индонезийской провинции Западный Калимантан, на баркасе 5 часов хода. Можно гораздо быстрее домчаться на спидботе, но для большинства пассажиров, направляющихся в забытый Аллахом посёлок, цена на билет несоразмерно высока. Счастливчики на спидботах - молодые люди в спортивных костюмах с сотовыми телефонами последних моделей, матроны с массивными серьгами в ушах и непоседливыми детьми на коленях, а также солидные мужчины с офисными дипломатами. От брызг дорогую одежду VIP-пассажиров защищают брезентовые «шторы», почти наглухо закупоривающие несущуюся с бешеной скоростью лодку. 
Пролетарский баркас напротив полностью открыт стихии, можно сидеть хоть на носу перед капитанской рубкой, хоть на крыше, найдя место между мотороллерами и бочками с горючим. Если нет дождя, то снаружи даже лучше: красивый вид, а главное – это единственный способ спрятаться от грохота чадящего в центре пассажирского салона дизельного двигателя. Женщины, несмотря на шум, предпочитают сидеть внутри, и даже подвешивают под деревянным потолком детские люльки, покачивающиеся на стальных пружинах спортивных эспандеров. Расскажите индонезийцам, что в других странах эти пружины используются для силовых упражнений, они удивятся или даже не поверят. Здоровый образ жизни здесь не в почете. Мужчины без конца смолят одну папиросу за другой, сидя возле проёмов окон или на крыше баркаса. Окурки летят прямо в реку, неудивительно, что когда мы подходим к стоящему на сваях посёлку, прибрежная вода напоминает густой суп из мусора. Старенький баркас, как настоящий ледокол, рассекает носом плавучие завалы и бьётся бортом в резиновые шины пирса.
Пассажиры соскакивают на берег, вытаскивают тюки с барахлом и коробки с продуктами, по шатким деревянным доскам скатывают с крыши мотороллеры. Большинство прибывших тут же расходится по домам. Редкий пассажир остановится в единственной в посёлке гостинице, разве что праздный иностранец, искатель «настоящей нетуристической Индонезии». Отель «Сарина Утама» – серое деревянное здание, как и все прибрежные постройки, стоит на сваях, вокруг которых скопились многолетние мусорные завалы. Сейчас прилив, и мусор плавает вокруг гостиницы, но к утру вода спадёт, фантики и пакеты вернутся на привычное место под домом, а вид на реку станет вновь радовать глаз.Хозяйка отеля временно отсутствует в посёлке, и заведением управляет её 38-летний брат Амен. Работы немного, как и посетителей, поэтому управляющий отчаянно скучает и с тоской глядит на воду из окна своего офиса – невзрачной комнаты с пластиковыми креслами. Амен родился на западном побережье в Сингкаване, живом многонаселённом городе с самой крупной на Борнео китайской общиной. Китайский новый год в Сингкаване – один из самых примечательных праздников Азии с фейерверками, танцами драконов и магическими обрядами. Амен и сам китаец, хоть и местный, индонезийский. Как все китайцы, человек он предприимчивый и работящий. Кроме небольшого приработка с гостиницы у него есть свой бизнес – угольные шахты. Вообще-то не совсем шахты, скорее печки, и уголь, который добывают в Бату Ампар, не каменный, а древесный. Четыре постоянно работающих печи приносят Амену приличный по местным меркам доход – около 1000 долларов в месяц.
- Проблема в том, что в Бату Ампар абсолютно не на что тратить деньги! – жалуется Амен. - Ни супермаркетов, ни развлечений в посёлке нет. На свои заработки я могу разве что построить ещё одну печь, пятую!Пытаясь утешить предпринимателя, я заверяю его, что угольные печи – это очень увлекательно, и я всегда мечтал на них посмотреть.
На следующее утро мы отправляемся на экскурсию в край угольного изобилия. Печи Амена находятся в деревне Талу Аир на острове в 3 километрах от Бату Ампар. На моторной лодке всего 20 минут езды. Ну, это теоретически. На практике мотор ломается на полпути, и пока Амен вызывает по сотовому помощь, его работник Буджан гребёт вручную при помощи доски и бамбукового шеста. Лодка раскачивается будто вот-вот перевернётся, к счастью этого не происходит.
- Здесь вдоль берега водятся крокодилы. Огромные! По ночам можно увидеть, как у них горят красным глаза. Много рыбаков уже загрызли. Местные жители иногда ловят этих тварей, используя для наживки дохлую обезьяну, – развлекает меня беседой Амен, пока мы бессмысленно дрейфуем посреди реки.
К счастью, новый катер прибывает до того, как нам удается проверить истинность этих рассказов. Мы оставляем Буджана грести в обратную сторону, а сами перебираемся на катер, почти без приключений едем до острова и ломаемся рядом с берегом – на этот раз рвётся приводной ремень. К причалу подходим уже с заглохшим намертво мотором, просто по инерции. С берега нас цепляют, тащат, перебрасывают сходни. Амен отдаёт пару распоряжений, и очередная лодка отправляется в Бату Ампар за запасным ремнём, а мы остаёмся на берегу, гадая, придётся ли здесь заночевать или всё же удастся выбраться с угольного острова до захода солнца.
Деревня углежогов расположена на берегу, поэтому по совместительству местные жители промышляют рыбалкой и собирательством. Дневная зарплата углежога около 4 долларов. За продуктами приходится ездить в Бату Ампар, да и там цены не низкие, большинство товаров доставляют по реке издалека. Спасает то, что на острове растут ананасы, папайя, сахарный тростник и плоды хлебного дерева. Так что на материк углежоги катаются лишь за рисом и сигаретами.Всего на острове живёт несколько семей. Работают полдня, женщины наравне с мужчинами, потом отдыхают. Если в Бату Ампар мало развлечений, то в этой деревне развлечение вообще только одно – телевизор. Спутниковый сигнал ловят здоровенные параболические антенны, выстроившиеся на берегу, будто это не бедная деревушка, а секретная военная часть. Дома на острове невысокие. Те, что расположены на берегу, стоят на сваях. Через щели в дощатом полу можно увидеть, как внизу плещется река. Грязную кухонную воду сливают из таза прямо на пол, то есть в реку, чистую приносят с родника и хранят в бочках.
На острове много живности. На крыльце дремлет кошка, самое безмятежное из здешних существ. Возле миски с едой дерутся собаки. Это они зря, только теряют драгоценное время. К миске важно переваливаясь подходят поразительно белоснежные для здешней угольно чёрной местности гуси и легко прогоняют трусливых собак. На мешки с готовой продукцией взлетел петух и истошно кукарекает, должно быть надеясь привлечь внимание кур. Но куры не реагируют, возятся в угольной пыли. На балке укрывающего печь тростникового навеса сидит привязанная верёвкой флегматичная макака.- Она фрукты у нас воровала. Пришлось поймать, - объясняют углежоги. Поймав воровку, они так и не решили проблему с недостачей фруктов. Будучи людьми мягкосердечными, теперь кормят макаку теми же бананами, которые она раньше таскала нелегально.
Ко мне углежоги относятся с интересом, но без ажиотажа. Лишь узнав, что я из России, удивлённо спрашивают: - Юнион Совьет? Коммунист?
В Индонезии раньше преследовали коммунистов. Больше всего от этой «охоты на ведьм» пострадали лишившиеся своих капиталов китайцы, которые неплохо жили исключительно благодаря свободному предпринимательству.
Амен объясняет мне технологический процесс. Угольная печь называется дапур аранг, на её строительство уходит 40 тонн глины. Смешанную с бокситом глину приносят с ближайшей горы и укладывают в деревянную опалубку. Мягкую массу уминают при помощи аллу – палки-сбивалки с утолщением на конце. После обработки этой самой аллу стены печи становятся крепкими, а их поверхность сверху донизу покрывается мелкими воронками следов.
У готовой печи есть дверь и отверстие для поджигания, похожее на камин. В качестве дров используют мангровое дерево бакау, кривоватое и бесполезное для строительства. Но даже такое дешевое дерево быстро исчезает с изрядно полысевшего за последнее столетие Борнео. Лишь одна Великобритания потребляет ежегодно около 60 тысяч тонн индонезийского древесного угля. Если пересчитать этот объём на сырое дерево, то получится в пять раз больше.Двухметровые брёвна ставят в печи вертикально и плотно друг к другу, как карандаши в пенале. С одной печи выходит 4-5 тонн угля, в зависимости от качества древесины и размеров самой печи. После того, как дрова загружены, дверь закладывают кирпичами и замазывают сверху глиной, а печь поджигают через «камин». Огонь тлеет в печи три-четыре недели. Лишняя влага испаряется через дыры просверленные в потолке. Если дым перестаёт идти, дыры запечатывают, чтобы не допустить внутрь кислород от которого огонь может разгореться и превратить весь продукт в бесполезную золу.
- Время от времени дверь смачивают водой и смотрят: она должна поменять цвет с жёлтого на серый, а потом на белый. Это значит что время пришло, можно вскрывать печь и доставать уголь, - рассказывает Амен. Не вполне доверяя дедовским методам, на табличке у входа пишут мелом дату закладки дров и ориентировочную дату вскрытия.
Навес из пальмовых листьев защищает печи от дождя. Но даже он не спасает от убытков в случае затяжных дождей – до 30% дров так и остаются сырыми, их приходится жечь заново.
Готовый уголь фасуют в мешки по 25 килограмм, в таком виде он идёт на экспорт для барбекю и кухонных нужд. Угольные брёвна пилят на ровные брикеты при помощи обычной ручной пилы. Размер брикетов заказывает клиент. Чем крупнее куски, тем дороже. Угольная крошка не стоит почти ничего и в основном идёт на поля для фермеров в качестве удобрения.
На ужин углежоги едят свой рис. Амен вместе с бригадиром углежогов зовут меня в дом у причала, чтобы отведать «еду белого человека»: макароны с консервированным тунцом. «Тунцом» здесь называют любую рыбу запечатанную в металлическую банку. Пока мы приобщаемся к «цивилизованной» пище, подходит лодка с новым ремнём. Значит, и ночевать мы будем не в гамаках, как углежоги, а в цивилизации – на деревянных кроватях поселковой гостиницы в Бату Ампар.