Кажется, долгая гражданская война не коснулась этих идиллических мест. На высоких пальмах здесь вполне мирно зреют толстые кокосы, громко щебечут яркие длинноперые птицы, по берегу залива бегают черненькие ребятишки. Вот только выпадает из общей картины суровый бетонный памятник погибшим героям, да молчаливо глядят дырами окон полуразрушенные, поросшие кустами и плесенью, похожие на античные развалины старые колониальные особняки. По их виду не скажешь, ушли ли португальцы отсюда тридцать лет назад или триста. О том, что колония существовала еще совсем недавно, свидетельствуют пыльные документы сохранившиеся в заброшенном здании таможни. На пожелтевшей бумаге приклеены фискальные марки: Provincia de Mocambique.
Местные жители редко живут в португальских особняках. А если все же решаются вселиться в старые стены, то починить водопровод или электропроводку уже не могут. Старые водонапорные башни разделили судьбу римских акведуков и лишь напоминают о прежнем расцвете колонии. Здание порта пустует. Когда-то отсюда уходили баркасы с копрой, вяленой мякотью кокосовых орехов. Теперь разве что причалит пирога приплывшая с ближайшего острова.
Сбежавшая вместе с португальцами цивилизация потихоньку пробирается обратно в Макузе: огородами, окольными тропами, в кузовах стареньких пикапов и в объемистых спортивных сумках. По вечерам местный рынок зажигается огнями электрических и керосиновых ламп, шумит музыкой. Здесь есть все, чем может похвастаться крупный город, просто в миниатюре. В роли ресторанов и баров ларьки с металлическими решетками вместо окон, в которых можно приобрести невкусный джин, смешать его со сладкой «колой» и получить вполне терпимый коктейль. Здесь же на улице можно купить арахис или очищенные апельсины.
Несколько глиняных домов с огромными выставленными возле входа динамиками – видеосалоны. Там крутят шумные голливудские боевики из последних пиратских новинок мозамбикского видеорынка. В помещении стоит обычный телевизор и подключенный к нему DVD-проигрыватель. Вместо стульев плетеные циновки. На полу сидят молодые крестьяне, их лица освещены голубым светом экрана, а глаза горят от восторга. Репертуар видеосалонов вывешен снаружи в виде прищепленых на бельевой веревке коробок от DVD дисков. У кого не хватает денег, чтобы заплатить за вход, может посмотреть фильм прямо сквозь глиняную стену, благо найти в ней щель не составит труда.
Есть и дискотека: средних размеров сарай с земляным полом и висящей на шнурке под потолком электрической лампочкой. Играет модная музыка. Присутствующие танцуют как умеют. В основном, топчутся на месте – в сарае тесновато. Большинство собравшихся здесь – парни, но иногда их сопровождают девушки.
Деревенские танцы в Мозамбике, с точки зрения закомплексованного европейца, не очень-то приличны. Танцующие энергично трутся друг об друга разными частями таза: огонь не вспыхивает, но электричество в воздухе ощущается. В особо экзотических случаях используется такое па: танцор встает на карачки и делает «собачьи» движения. Но в диско-сарае слишком мало места для таких па. К тому же они считаются несовременными и годятся лишь для сельских праздников.
Разгоряченные пары иногда выходят на улицу «освежиться» и на какое-то время скрываются в темноте окружающих рынок кустов. Одинокому парню остается лишь позавидовать счастливым парочкам или заплатить за продажную любовь, которая на рынке тоже предлагается по сходной цене, равной стоимости 20 апельсинов.
Дискотека (вход на которую стоит в пересчете аж 5 рублей) – удовольствие не для бедняков. В качестве альтернативы можно поплясать возле ларька с джином, где включают на полную громкость магнитофон. Для тех же, кто побогаче, есть особое развлечение. В конце недели на местной концертной площадке выступают заезжие городские артисты. Чтобы встретиться с высоким искусством, нужно проникнуть за скрывающую вход тряпку. Возле тряпки грозный фейс-контроль – два дюжих негра, собирающих с клубящейся публики по 20 рублей – серьезные по местным понятиям деньги. Правда, большинство гостей – друзья или родственники охранников, поэтому время от времени тряпка отгибается бесплатно, пропуская везунчиков в разнузданный мир элитной клубной вечеринки.
Во дворе старого португальского здания, о дневном предназначении которого можно догадываться по стойкому запаху рыбы, возвышается давно неработающая водоколонка. Вокруг нее на циновках сидят возбужденные зрители. В углу двора из пары натянутых веревок устроена импровизированная сцена. На столе стоит телевизор и аудиоаппаратура, к которой подсоединены мощные динамики.
На сцену выскакивают двое парней с микрофонами. У одного черные очки, золотая цепь, кроссовки и армейский бушлат. Другой одет в цветастый балахон и мусульманскую шапку. Парни начинают трястись мелкими бесами, и, открывая рот, делать вид, что поют. Записанная на диск песня рвется из динамиков. Сидящий возле телевизора помощник (а может быть продюсер) то включает, то отключает экран. Когда экран загорается, на подтанцовке у заезжих «певцов» оказываются сногсшибательные полуобнаженные голливудские красотки, а иногда и сам Майкл Джексон на пару с Мадонной. Парни выдают замысловатые коленца. «Солдат» сбрасывает бушлат, поворачивается к публике задом и начинает им вертеть, вращать и трясти, что приводит публику в исступление. Даже почтенные матроны не выдерживают, вскакивают с циновок и тоже пускаются в пляс.
На утро от безумства ночи не остается и следа. На стенах домов можно теперь заметить рекламные плакаты призывающие мыть руки перед едой, пользоваться презервативами и воздерживаться от сексуальных отношений в незрелом возрасте. «Секс? Ну нет, спасибо. Я еще не в том возрасте» - говорит школьница с плаката своему приятелю. Тот в ответ только улыбается.
Девчонки со смешными стрижками, ровесницы красотки с плаката, бегут в школу, прижимая к животам охапки учебников на португальском языке. На рынке разложили товар продавцы муки и кокосового мыла. Свежая рыба и креветки заняли свое законное место на прилавках. Босоногий парнишка продает связку дергающихся крабов. Портные шьют из капулан (разноцветных хлопковых платков) штаны, рубашки и сумки с патриотическими надписями. Бывшая колония живет своей жизнью, счастливо и безмятежно.