Сквозь бурю в пустыне.

С обеих сторон границы выстроились армии бензовозов. Еще бы! В Ираке в ту пору на 1 доллар можно было купить 70 литров бензина. Поэтому очереди машин тянулись на километры. Пеший переход был запрещен, а пассажиров всех проезжающих машин вносили в списки, копии которых разбирали турецкие силовые ведомства (таможенники, полиция, спецслужбы), контролирующие человеческий круговорот на границе. Деньги с проезжающих не брали, но пешеходам предлагалось пересекать границу на такси, что было дорого само по себе. Через реку находился Иракский Курдистан, о чем официально заявляла въездная табличка.
Курдские пограничники бесплатно выдали нам вкладыши в паспорт, разрешающие пребывание в Курдистане в течение 60 дней. Похоже, вкладыши действовали только на этом переходе, поскольку южной границы «суверенного» Курдистана не существовало. Все-таки он оставался частью Ирака, в котором не было правительства и не было виз. Как весело сообщил нам турецкий дальнобойщик: «Саддам - ёк, виза - ёк!»
На границе присутствовали американские солдаты, но в таможенном процессе не участвовали, лишь вяло наблюдали за происходящим. Зато курды полностью отдались радости таможенного контроля и учета, впервые за много лет чувствуя себя хозяевами в собственной стране.
Мы благополучно добрались от границы до города Захо. Двигаться дальше на Мосул было невозможно: на выезде из города не пропустила полиция, заявив, что вечерняя дорога опасна. Пришлось переночевать в палатке в городском парке. Ночью громко бухали взрывы. Гроза? Или это янки бомбили сопротивляющихся баасистов? Оказалось, американские солдаты по ночам уничтожали неразорвавшиеся снаряды, свои и иракские. Днем было слишком жарко что-либо делать. Ночью легче, тем более с приборами ночного видения.
Курды оказались общительными и дружелюбными: проходя вдоль торговых рядов, мы, сами не ожидая, получили в подарок несколько мешков фруктов и хлеба. Окружающие смотрели на нас с интересом, а один молодой парень выразил английской фразой все недоумение местных жителей: «Backpackers in Iraq?!!! Why???…» (Туристы в Ираке? Почему?!)
К американцам курды относились неплохо, а русских подозревали в любви к Саддаму Хусейну. В Курдистане ходили слухи, будто Хусейна прячут в Подмосковье, чтобы в один прекрасный день привезти обратно.

Утром мы вновь направились в Мосул. На этот раз полиция не препятствовала. Автостоп не был сложен, машины останавливались, даже если мы не голосовали. Все-таки первые туристы в послевоенном Ираке! Мы ехали на грузовиках, в легковушках и в кузовах пикапов. Дороги были отличными, лишь пейзажи несколько утомляли однообразной пустынностью, а ветер щедро швырял в лицо горячий песок.
В Мосуле решили не задерживаться, а двигаться дальше на Тикрит. За два дня до нашего появления в Мосуле во время боевой операции были убиты сыновья Саддама Хусейна – Удей и Кусей. Это стоило жизни пяти американским солдатам, и, бог знает, скольким мирным жителям. Впрочем, гражданские потери в Ираке никто не считал – не то было время. Атмосфера в Мосуле царила напряженная. Мотки колючей проволоки, обгоревшие здания, проносящиеся по улицам американские патрули. Смягчило впечатление от увиденного проехавшее мимо такси, в открытом багажнике которого сидели ребятишки и весело махали нам руками.
Вдруг мимо нас прошелестела машина и остановилась неподалеку. Из нее вышел иностранец и уставился на нас. Репортер Associated Press Борзо Дарагахи, американец иранского происхождения, вместе с переводчиком и шофером объезжал район боевых действий и не ожидал увидеть здесь туристов с рюкзаками. Узнав, что перед ним путешественники из России, журналист пришел в восторг и захотел взять у нас интервью. Мы поехали в ресторан дорогого отеля, чтобы заодно и пообедать. Борзо сделал заказ, но прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем с кухни сообщили, что заказ выполнить невозможно. Мы сделали новый заказ, и еще через полчаса принесли еду. На вопрос переводчика «почему так долго?», официант флегматично ответил: «Потому, что нас оставил Саддам…» Нам повезло, что в еду не насыпали толченого стекла. Американцев в Мосуле не любили.
Репортер отсоветовал ехать в Тикрит – это было слишком опасной затеей. Малая родина Саддама и последний оплот баасистов отчаянно сопротивлялся оккупантам. Хотя американцы поспешили объявить войну завершенной, она продолжалась, приобретя форму партизанской.
Мы решили не рисковать без нужды, поэтому повернули в Эрбиль. Борзо дал нам координаты итальянца, доктора Джорджио, у которого можно было остановиться. На окраине Эрбиля располагались международные неправительственные организации (NGO), занимающиеся реабилитацией осужденных, оказанием медицинской помощи нуждающимся, восстановлением и строительством инфраструктуры. Доктор Джорджио работал на Relief International и занимался проблемами водоснабжения. Узнав, что мы просто путешествуем по Ираку, доктор развеселился и согласился принять нас. В доме у него уже гостили беженцы - девушки из организации Medair: Вирджиния, Линда, Лиза и Анника, эвакуированные из Киркука, когда там участились разбойные нападения на NGO. Вечером во дворе доктора Джорджио собралась вечеринка – два десятка европейцев, работавших на разные организации. На столах расставили свечи, пасту и пиццу, фрукты и вина. Звучали тосты и шутки. Трудно было поверить, что за высоким забором дома находился хаотичный послевоенный Ирак, а не мирная и приятная Италия.
Весь следующий день мы отдыхали и расслаблялись в доме итальянца. Еще бы! Кондиционер, телевизор (новости BBC: «Сегодня еще трех американцев застрелили в Багдаде...» - как хорошо, что мы не в Багдаде!), мягкие диваны и холодильник с едой. На улицу выходить не хотелось. Там даже в тени температура зашкаливала за 50 градусов, а воздух дрожал от жары. И все же надо было двигаться дальше.
Прежде чем покинуть город мы решили посетить городскую крепость, находящуюся неподалеку от здания парламента. Проходя мимо, обратились на проходную, чтобы спросить дорогу. Охранники не говорили по-английски, но захотели помочь и начали куда-то звонить. Вскоре к нам вышел чиновник и предложил пройти внутрь. Мы согласились: побывать в парламенте Курдистана - разве не интересно?! Здание напоминало дворец. Возле гигантского портрета лидера курдского освободительного движения Мустафы Барзани несли караул часовые в национальной одежде (не хуже чем в Ватикане).
Мы пили чай в кабинете чиновника и беседовали о будущем Курдистана, когда в дверь вошел человек и что-то сказал хозяину кабинета. Чиновник подтянулся и сообщил, что нас хочет видеть некая высокопоставленная персона. Поднявшись на пару этажей выше, мы оказались в кабинете председателя Демократической партии Курдистана доктора Насиха Гафура. В свое время доктор Гафур учился в Киеве, а нынче возглавлял крупнейшую партию Курдистана. Мы с удовольствием пообщались по-русски. После чего доктор Насих лично провел для нас экскурсию по парламенту, показав, в том числе, и все тома законов изданных курдским парламентом.
У курдов, кстати, было немало свобод: свой язык, деньги, полиция и армия, парламент и законы. Курды были практически автономны еще при Саддаме. А теперь активно строили свою государственность, вызывая настороженность соседей-турок и арабов, проживающих на южной границе Курдистан (существующей на карте в парламенте, но отсутствующей фактически).
Гостеприимные чиновники подсказали, как пройти к Эрбильской крепости. Под ее могучими стенами Александр Македонский в 331 году до н.э. разбил персидского царя Дария III. А сейчас там разбит рынок, на котором торгуют ширпотребом. Осмотрев достопримечательности, мы вышли на трассу, и к вечеру добрались до Киркука. По сравнению с северным Курдистаном этот город нам не понравился. Взрослые бросали в нашу сторону мрачные взгляды, а мальчишки стали назойливее. Появились попрошайки, в том числе и женщины, закутанные в длинные черные хиджабы. Устроиться куда-нибудь на ночлег оказалось непросто – те NGO, что работали днем, на ночь эвакуировались. Местный народ оказался не слишком гостеприимным, а ночевать в палатке не хотелось, так как с полуночи до четырех утра в Киркуке наступал комендантский час. Простые люди старались не выходить на улицу уже после восьми вечера – с наступлением темноты можно было напороться на грабителей (местные называли их «алибабами», в честь знаменитого средневекового разбойника Али-бабы по прозвищу Багдадский Вор). Встреча с патрулем американских морпехов тоже не сулила ничего хорошего. В конце концов, нам удалось устроиться на ночь в католическую церковь.
Утром мы пошли изучать город. На центральном рынке было полно народу - продавалось все что угодно. Уличные менялы предлагали к обмену огромные пачки саддамских динаров и курдских динаров «швейцарской» печати (напечатанных на самом деле в Англии). При этом деньги не пересчитывались, а взвешивались на весах для экономии времени.
Стоило на минуту остановиться, и вокруг начинали скапливаться зеваки, в первую очередь дети: «Мистер, мистер! Как тебя зовут?!» Подобные вопросы мы слышали по сто раз на дню, и отвечать на них одно и тоже было утомительно. Я попытался сострить: «Меня зовут Джеймс! А моего товарища - Бонд!» «Ага!» - ответил старший из ребят: «А меня зовут Мухаммед! И его – Мухаммед. И вот его – тоже. Мы тут все Мухаммеды!»
Киркук хоть и считался курдским городом, но курды нам не встречались, а в основном арабы, туркмены и ассирийцы. Курдские деньги к оплате не принимали. Спросом пользовались только саддамские динары. Наиболее распространенной купюрой было 250 динаров (за 1 доллар давали 1500 динаров). Купюры меньшего достоинства (100, 50, 25) существовали, но встречались редко и в очень потрепанном состоянии. Банкноты в 10 000 доверием не пользовались, слишком большое их количество было украдено из банков во время войны, в том числе и купюры без номеров. Эти номера потом допечатывались кустарными способами, отчего многие магазины отказывались принимать эти банкноты или принимали по курсу 6 500 динаров за 10 000.

До Багдада мы доехали на рейсовом автобусе. С российских путешественников водитель не стал брать деньги. Мы вышли на площади в шиитском квартале на севере столицы. Вид иностранцев с рюкзаками вызвал нездоровый интерес со стороны населения, особенно юной его части. Нам кричали что-то обидное и пытались дергать за рюкзаки, думая, что мы – американцы. В центральной части Багдада стало лучше – народ попадался образованный, замечал развевающийся над моим рюкзаком российский флажок и русские надписи на футболках. Некоторые даже кричали по-русски «здравствуйте» и «спасибо». Повсюду виднелись разрушенные дома, обгоревшие автомобили. Из узких переулков мрачно выглядывали американские танки, окруженные баррикадами из бетонных блоков и колючей проволоки.
Уже темнело, когда мы добрались до посольства России. Никакого восторга по поводу нашего приезда проявлено не было (было бы странно ожидать обратное). На территорию посольства «из соображений безопасности» нас не пустили, зато предложили идти ночевать в отель «Шератон» или «Палестина» (около 150 долларов за ночь). К счастью, в Багдаде у нас был знакомый – Николай Кушлевич. Позвонить ему оказалось непросто. Телефонная связь в Багдаде была практически уничтожена, а сотовая – недостаточно развита.
Мы все же нашли офис, откуда можно было сделать звонок. Через некоторое время Николай появился и отвез нас к себе домой. В Ираке он работал на небольшую российскую компанию и продавал компьютерное оборудование. Денег хватало, чтобы снимать этаж в частном доме в престижном районе Багдада, недалеко от дворца Саддама. Николай знал как делать деньги и собирался построить в Ираке финансовую пирамиду. Еще он не любил посольство Иордании, поскольку по вопросам бизнеса вынужден был часто ездить в эту страну, и всякий раз натыкался на визовые проблемы. Он даже прикидывал, не нанять ли курдов с севера, чтобы те разбомбили иорданское посольство. Цены на подобного рода услуги были вполне доступные. Утром Николай вместе с женой уехал в Иорданию на неделю, и мы вновь остались без жилья. Оставив собранные рюкзаки во дворе дома, мы отправились гулять по Багдаду. Еще раз зашли в российское консульство, но не узнали ничего нового.
Возле банка неподалеку от консульства толпились люди. Там наладили обмен ворованных 10-тысячных купюр на честные 250-динарные, но очереди скапливались большие, а банкиры меняли не больше пяти банкнот за раз.
Бродить по Багдаду было интересно, хотя окружающая обстановка шокировала: остовы изуродованных зданий, разбомбленный телецентр, взорванный банк. На улицах валялись гильзы, патроны и листовки, призывающие защищать Саддама любой ценой. Все статуи диктатора были уничтожены, разве что можно было увидеть стоящие на постаменте ноги. Лица вождя на портретах, мозаиках, барельефах были разбиты, изорваны, сожжены, замазаны краской, расстреляны из пулеметов. Светофоры не работали из-за проблем с электричеством. На стенах домов и заборах красовались надписи «Thank you, USA!», «USA go away!» и даже «Yes, yes to Islam».
Новая власть начала выплачивать зарплату и денежные пособия иракцам, и за деньгами выстроились многокилометровые очереди. На улицах помимо американских патрулей встречались британские и итальянские, но редко. В основном носились серые штатовские «хаммеры», по две-три машины, ощетинившиеся пулеметами в разные стороны. Проезжали танки, бронетранспортеры и странные самоходные установки. Над городом попарно барражировали вертолеты. Гражданские машины ездили с названиями организаций вместо номеров, или вообще без опознавательных знаков.
Приближаться к американцам нам не рекомендовали. На них регулярно нападали, в ответ солдаты начинали стрелять в разные стороны, надеясь попасть хоть в кого-то (иногда попадали и в боевиков, но чаще страдали мирные жители). С момента официального окончания войны не было ни одного спокойного дня. По словам американских журналистов, ежедневно с июня по август в одном Багдаде погибало от трех до пяти солдат армии США. Однако армейское командование не включало в статистику покалеченных, раненых и умерших в госпитале, пропавших без вести или «погибших в результате террористических актов» (считать брошенную в конвой ручную гранату террористическим актом или нет – на усмотрение военного начальства, которое, как известно, не любит афишировать потери).
Между прочим, во время ведения боевых действий, американцы применяли то самое запрещенное оружие массового уничтожения (в том числе химическое и радиоактивное), в изготовлении которого обвиняли Саддама Хусейна. Подозрения против бывшего диктатора не подтвердились, а вот американским солдатам пришлось по ночам вывозить радиоактивный мусор, образовавшийся на месте некогда стоявших зданий, выкапывая на метр почву под ними, чтобы избежать скандалов с правозащитными организациями.
Столицу Ирака коалиционным войскам удалось взять относительно легко. Помогли 600 миллионов долларов, истраченные на взятки высшим армейским чинам Ирака. Я встречал иракцев, утверждающих, что видели своими глазами, как генералы и полковники приказывали солдатам сложить оружие и расходиться по домам, что многие с удовольствием и делали.

Багдад огромен (пять миллионов жителей), при 50-градусной жаре гулять по нему не просто. Маршруты местных автобусов понять еще сложнее. Многие дороги оказались перекрыты, маршруты изменены и даже местные жители не знали, что и куда ездит. На вопрос «как добраться до...» - неизменный ответ: «на такси». В шиитском квартале в самом начале улицы Саадун нас неоднократно предупреждали быть осторожнее – район неблагополучный. И действительно, сначала нас пытался закидать увесистыми камнями местный сумасшедший, его, на наше счастье, отогнали прохожие. Потом какой-то мальчишка махал у нас перед носом палкой с примотанными скотчем ножами, видимо просто пугая. Мы зашли в аптеку, чтобы узнать, где находится редакция газеты Baghdad Bulletin, в этой газете расторопный американский репортер уже успел напечатать статью о нас. Пока фармацевты с умным видом изучали записанный на листочке адрес, в задней комнате аптеки шла борьба: кому-то вязали руки, а человек кричал и отбивался.
Пешком ходить расхотелось. Но местные чадящие автобусы тоже не радовали. В них было шумно и душно. Еще там были предусмотрены пепельницы возле каждого сиденья, а значит, разрешалось курить. Пассажиры пользовались этим без зазрения совести. Из-за жары окна держали постоянно открытыми, и ветер раздувал пепел по всему салону. Главное было – беречь глаза.
Нам удалось найти представительство российской компании «Силовые машины», продолжавшей работать в Багдаде. Его директор Александр Масленников принял нас хорошо и даже выделил гостевую комнату. Вечером в доме остались мы с Юрой и сторож – пожилой араб. Он приготовил ужин, а сам пошел на второй этаж молиться. Мы ели при свете керосиновой лампы (электричества опять не было), а сверху раздавались звуки совершаемого намаза. Сторож не говорил по-английски, но мы поняли, он жаловался Аллаху на отсутствие электричества и неработающие холодильник с кондиционером. Аллах не остался глух к молитвам – через несколько минут электричество вернулось, что очень обрадовало дедушку.
Под звуки автоматных очередей и пушечные выстрелы прошло еще несколько дней в Багдаде. Наконец, стало очевидно – Ирака с нас достаточно, пора двигаться дальше. Мы выбрались на трассу и направились на юг, в сторону Кувейта. Ехать было легко: любые машины останавливались сразу. Мы даже немного проехали на мусоровозе. Водитель посадил нас в кабину, а двое его пассажиров пересели в пустой мусорный бак. Пытаясь произвести на нас впечатление, шофер продемонстрировал рекомендательное письмо, выданное ему новой властью. На мятом клочке бумаги с неразборчивой подписью было написано по-английски: «Данная машина представляет собой мусоровоз. Ей разрешается ездить по дорогам и собирать мусор». Нам тут же захотелось выдать водителю еще одну справку, разрешив ему «ездить по дорогам и подбирать автостопщиков».

Очень хотелось попасть в знаменитый месопотамский город Вавилон. Еще на заре человеческой цивилизации этот город был свидетелем жестоких кровопролитных войн. За более чем 40 веков мало что изменилось. Вот и сейчас американцы облюбовали Вавилон под военную базу. Как же туда попасть?
Часовой на въезде позвонил начальству, но положительного ответа не получил, и на охраняемую территорию мы не попали. Что ж, больше в Ираке ничего не держало, и мы решили на пути в Кувейт больше нигде не задерживаться. Человек предполагает…
Время обеда застало нас в небольшом городке Аль Касим к югу от Хиллы. Мы купили килограмм винограда на рынке и уселись за уличным столиком. Посмотреть на трапезничающих иностранцев собралось несколько десятков зевак. Они внимательно наблюдали за нами и тихо переговаривались между собой. Наиболее отважные подростки попытались выпросить у нас в подарок что-нибудь из вещей. А встревоженные взрослые говорили о наличии вокруг множества преступных «алибаб» и перекладывали наши рюкзаки с места на место, якобы для того, чтобы не допустить их случайного пропадания. Неожиданно из толпы вынырнул синерубашечный полицейский, представляющий новую власть. Заговорщицким голосом он повторил рассказ про «алибаб», порекомендовал быть настороже и поинтересовался, а есть ли у нас оружие? Мы отрицательно помотали головами. На что полицейский тут же пообещал помочь и с тем пропал.
Стоило поскорее завершить это «шоу». Если где и были «алибабы», то именно в этом городе. Пока нам не «помогли с оружием», мы собрали рюкзаки и постарались оторваться от любопытной толпы. Некоторое время нас преследовали назойливая детвора, но потом отстала.
Мы чуть-чуть проехали вперед на машинах, но недалеко. Водители плохо понимали, что от них хотят, делали испуганные глаза и уезжали. Или наоборот останавливалось сразу несколько машин, их хозяева собирались в кучки и обсуждали между собой необычайные особенности «круговорота белых мистеров в природе».
Мы почти отчаялись уехать, когда перед нами остановился джип. В нем сидел знакомый «синерубашечник» и двое его коллег. Полицейский настойчиво предложил проехать с ним обратно в город для дружеской встречи с загадочным начальником. Якобы нам должны будут помочь добраться туда, куда захотим, и при этом мы избежим множества опасностей, поджидающих странников на дороге. Пришлось согласиться в надежде на то, что «встреча с начальником» не обернется ничем плохим. Может, даже чаем напоят?.. Всю дорогу полицейский рассказывал, как опасен их регион, как здесь убивают, грабят и похищают людей с целью получения выкупа. Рассказывал со знанием дела: наверное сам когда-то был «алибабой», пока не стал полицейским.
В городе нам навстречу ехал американский патруль. Водитель остановился посреди дороги, задержал американцев и стал о чем-то им говорить. Что он говорил? Что задержал подозрительных русских? Это мы так и не узнали. Но американцы заинтересовались странными туристами. Попросили показать паспорта, а заодно и цифровую фотокамеру: взглянуть, не снимали ли мы секретные объекты? Потом долго звонили куда-то по спутниковым телефонам – подъехали новые офицеры, и тоже принялись куда-то звонить.
Три военных «хаммера» и наш джип стояли посреди дороги, полностью застопорив городское движение (в Аль Касиме была только одна дорога – та что шла на юг, в Басру и Кувейт). Пока шло разбирательство, американцы выставили вокруг несколько часовых с М16. Все это вызвало живой интерес населения, праздно толпившегося вокруг. Близко не подходили – автоматические винтовки насупившихся солдат выглядели не слишком дружелюбно. Самые сообразительные горожане расставили поодаль пластиковые стулья и сидели, потягивая из трубочек холодный лимонад, будто присутствуя на спектакле «Американские оккупанты арестовывают русских шпионов».
Через полчаса нас посадили в один из «хаммеров». Конвой тронулся, зрители зашлись в восторге, а детишки бежали следом. В тихом иракском городке никогда не было подобного шоу!
Джип въехал за ворота угрюмой военной базы, и мы оказались в помещении для задержанных. На полу виднелись следы крови, валялись разрезанные пластиковые наручники. Но мы скорее были гостями, чем пленниками, поэтому вскоре нас проводили во двор. Появились стулья и подносы с едой – хотдогами и гамбургерами. Американцы были настроены дружелюбно и собирались накормить нас до отвала, принося все новые и новые порции еды. Через некоторое время нам сообщили: едем на военную базу в Хиллу для беседы, после чего нас непременно отпустят. Мы не возражали, воспринимая происходящее как новое приключение. Расселись в «хаммеры», офицер скомандовал: «Сondition one!» (боевая готовность номер один), солдаты щелкнули затворами винтовок, и конвой тронулся в путь. Уже стемнело, и солдаты нервничали. Именно с наступлением темноты есть риск нарваться на вооруженную засаду. Можно было понять иракцев в их стремлении досадить оккупантам, но засады почему-то не хотелось, так что из солидарности мы боялись вместе с американцами. К счастью, мрачная серебристо-пепельная дорога довольно быстро уперлась в бетонные баррикады, окружающие базу морских пехотинцев в Хилле. Фанерный щит возле ворот гласил: нет лучше друзей, чем морпехи, и нет хуже врагов, чем они. На территории лагеря стояли танки, грузовики и прочая военная техника, а на плацу выступал ансамбль, исполняющий популярные американские песни для поднятия боевого духа солдат. Повсюду высились небоскребы из коробок с минеральной водой и кока-колой.
Нас с Юрой провели в одно из зданий и развели в разные комнаты. Помещение было неухоженным, а комната, куда меня завели, вообще навевала уныние. Мебели не было, света тоже. Меня наскоро обыскали, потом принесли стул. Чтобы в темноте я не попытался сбежать, на пол бросили пару люминесцентных трубок. Пластиковая трубка, наполненная густой жидкостью, светилась оранжевым светом. Химическая реакция, заставляющая «волшебную палочку» светиться, срабатывала при преломлении трубки пополам. У входа в комнату встал охранник-пуэрториканец с автоматом. Электрический свет то включался, то выключался вновь. В темноте часовой нервничал и заставлял меня брать светящиеся трубки в руки и держать возле головы, чтобы ему было удобнее целиться.
Вскоре появился офицер. Допрос велся в форме беседы, ненавязчиво и с улыбками, но взгляд собеседника оставался внимательным и цепким. Потом офицер ушел, а я остался наедине с охранником. Маясь от безделья, последний щелкал затвором и прицеливался из винтовки в разные стороны, периодически в мою. Пуэрториканец сообщил, что очень любит стрелять, потому и пошел в армию. Я спросил: «просто стрелять или стрелять по человеку»? Часовой немного задумался и ответил, что когда необходимо, он с большим удовольствием стреляет по людям. Особенность человеческой психологии: в мирное время убийство человека отвратительно и противоестественно, но стоит приклеить к нему ярлычок «враг», и вот значимость человеческой жизни уже уменьшилась до размеров картонной мишени, а попадание в мишень вызывает законный восторг.
Потом меня допрашивали еще раз, фотографировали, снимали отпечатки пальцев. Принесли складную койку, армейский сухой паек и несколько журналов «Таймс». Один раз выводили в туалет. Вот где проявил себя гений американской армейской мысли! Туалет располагался на улице и представлял собой лес пластиковых гофрированных труб, под наклоном вкопанных в землю. Хоть пристраивайся к трубе передом, хоть задом – неудобно в любом случае.
Наши рюкзаки в выпотрошенном состоянии валялись в коридоре, вещи были измазаны в пыли и грязи во время обыска и валялись рядом. Военные раскрутили и развинтили все, что было можно. Даже вынули батарейку из часов и зачем-то ее забрали.
Ночью свет снова включался и отключался, и часовой светил фонарем прямо в лицо, чтобы я не сбежал в темноте. Мысль о побеге была абсурдна и так, но тыканье фонарем в лицо очень раздражало. В половине пятого нас с Юрой разбудили, отдали вещи и сообщили, что сейчас нам предстоит «полетать». Начитавшись «Таймс», я предположил, что мы полетим на базу Гуантанамо с мешками на головах, но солдаты лишь усмехнулись на такое предположение и ничего не разъяснили. Хотя один офицер прицепился: «Откуда ты знаешь про Гуантанамо?!»
Нас вновь посадили на «хаммеры» и куда-то повезли. Начало светать, когда мы въехали на очередную базу. Эти места мы узнали: Вавилон, тот самый, куда нас не пустили днем раньше. Мы проехали мимо дворца и исторических развалин и остановились на аэродроме. Там стояли вертолеты морской авиации, такие как в военной хронике времен Вьетнама или «Бури в пустыне». Два десантных вертолета с надписями «US Marines CH46» начали с шумом раскручивать винты. Воздух загудел и задрожал. Солдаты предложили мне пройти в один вертолет, а Юре в другой. Мы с удивлением спросили: «Два вертолета полетят куда-то только ради нас?» Ответ утвердительный. Если бы стоимость этого полета выдали нам деньгами, мы бы согласились и пешком дойти, куда скажут… Впрочем, мало кто из наших знакомых мог похвастаться, что летал на американском военном вертолете. Что ж, летим!
Мне вручили звукоизолирующий шлем с очками. Вместе с охранником я поднялся в металлическое нутро вертолета. Машина ревела и отчаянно тряслась. С обоих бортов устроились пулеметчики, готовые щедро поливать пулями пятидесятого калибра все, что может представлять угрозу полету. Вертолет вздрогнул и оторвался от земли. «Ты хотел Вавилон? Ну, смотри!» - сказал американец. Мы сделали круг над древними руинами и полетели на север. В Багдад.
Полет проходил на небольшой высоте и занял не более получаса. Мы приземлились на импровизированном аэродроме концентрационного лагеря Абу-Грейб на окраине Багдада. Раньше здесь была одна из самых больших саддамовских тюрем с подземельями и пыточными камерами. Говорят, там было уничтожено и замучено до смерти свыше тридцати тысяч человек, и даже найдены массовые захоронения заключенных. Зловещее место. Однако мы еще не знали, что это Абу-Грейб. Сопровождающие просто передали нас из рук в руки, приложив в качестве довеска наше личное дело, что-то вроде инструкции по эксплуатации новоприбывшего человеческого материала.
Здесь никто не знал, что на самом деле мы хорошие. Задержаны, значит за дело, а детали никого не интересовали. Немного проехали в кузове армейского грузовика. Вместе с нами была молодая девица в военной форме, не сводившая с нас мушки пистолета. Видимо она нас очень боялась, насмотревшись голливудских боевиков о жестокости и коварстве русских боевиков. Я же беспокоился, как бы грузовик не подбросило на очередной кочке, а девица от неожиданности не дернула за спусковой крючок.
Наконец приехали. Американка спрыгнула на землю, а к борту грузовика подошли двое широкоплечих военных, неторопливо натягивая резиновые перчатки. «В задницу полезут» - угрюмо предположил Юра. Я согласился – с них станется. Но все оказалось не так уж плохо. Нас обыскали тщательно, но без грубостей. Опустошили карманы, прощупали швы на одежде и все вещи, деньги, документы и даже носовые платки куда-то унесли, оставив лишь штаны и футболки. Потом нас завели на площадку с натянутым тентом, огороженную по периметру тремя рядами колючей проволоки. Мы уселись под тентом. В пределах видимости было еще несколько огороженных участков с тентами. Участок напротив украшала табличка Officers (офицеры), а наш назывался Civilians (гражданские). Это был сортировочный пункт. Здесь отделяли матерых баасистов от уголовников и прочих «алибаб».
Возле входа в наш лагерь на картонной коробке расположился часовой с помповым ружьем. Парню было неуютно на солнце. Наши условия были гораздо лучше, хотя мы и сидели в пыли – мебель для заключенных не была предусмотрена – но все же в тени под тентом. Впрочем, часовые сменялись каждые двадцать минут, а мы продолжали сидеть за колючей проволокой, не зная, чем закончится эта история.
Для допроса прислали русскоговорящего офицера. Складно говорить у него не получалось, и мы перешли на английский. Офицер хотел выяснить, за что нас задержали, а мы пытались выяснить то же самое у него. Пообщавшись с каждым по отдельности, он ушел и больше не появлялся. Выпустят нас или нет – осталось непонятно.
Американцы принесли пару коробок – на них можно было сидеть, и питьевую воду в бутылках. В коробках неожиданно обнаружились американские сухие пайки MRE (Meal, Ready-to-Eat, Individual). Солдатская еда была недурна. Всего мы насчитали двадцать четыре разновидности пакетов MRE. Вот, например, содержимое пакета № 19: мясо с грибами в овощном соусе, крекеры, овсяное печенье, порошок какао, желтый рис, земляничный джем, соль, соус табаско, растворимый кофе, сухое молоко, сахар, жевательная резинка, салфетки, пластиковая ложка, спички, влажная гигиеническая салфетка. Также в комплект входил MRE-нагреватель – пластиковый пакет с химическим реагентом, моментально нагревающимся при добавлении воды. Комплекты были разнообразны, в них встречались нарезанные фрукты, конфеты, пирожные, растворимые напитки. При желании можно была выбирать только комплекты с надписью vegetarian (вегетарианский). Они, как правило, оказывались самые вкусные. Для нас американский ящик был единственным развлечением в течение долгих часов бессмысленного ожидания. Мы относились к коричневым пластиковым пакетам почти с любовью. Интересно, что сами американцы не слишком жаловали сухие пайки, вскрывая их лишь для того, чтобы вытянуть оттуда что-нибудь сладкое. За долгие месяцы службы в Ираке надоест даже самый сбалансированный сухой паек.
Вода в бутылках настолько нагрелась, что заваривать в ней чай или кофе не представляло сложности. Вместо использования патентованных химических нагревателей мы выставляли пакеты с едой на солнце, и через несколько минут еда была готова.
Юра предпочитал «мотать срок» в спящем состоянии, кое-как завернувшись в кусок тента. Мне же не спалось, а делать было абсолютно нечего, поэтому у каждого из постоянно меняющихся охранников, в том числе девушек, я пытался выпросить что-нибудь почитать. Единственной литературой, которая нашлась у американцев, оказался журнал «Максим», но читать там было нечего, а рассматривать фотографии полуобнаженных красоток быстро надоело. Я пытался подшучивать над охранниками, требуя перевода из сомнительного загона Civilians в более престижный Officers, раз уж мы все равно сидели по подозрению в шпионаже. Но разморенные солнцем солдаты юмора не понимали и в очередной раз устало объясняли мне, что условия на всех участках одинаковые: тент и песок.
Вечером нас так и не отпустили, вещи не вернули и кровати, как в Хилле, не принесли. Улучшения жилищных условий в виде хотя бы доски или куска картона, на которых можно было бы спать, тоже не произошло. К моим требованиям охранники остались глухи. Пришлось разломать картонную коробку из-под еды и лечь на нее. С отступлением дневной жары активизировались насекомые: огромные кузнечики, комары, муравьи, мотыльки и крупные летающие штуковины, похожие на стрекоз. Летающе-прыгающая братия норовила нас покусать, после жилистых иракцев считая за деликатес. Проиграв в неравном бою с насекомыми, Юра переместился спать в сидячем состоянии на оставшийся невредимым ящик с сухими пайками. Среди ночи появился хмурый сержант и забрал ящик, видимо опасаясь за его судьбу. Ночь напролет неподалеку стреляли и палили из минометов. Трассировки красиво расчерчивали ночное небо. Как объяснили охранники – одна иракская деревня воевала с другой.
На следующий день армейский грузовик привез к лагерю деревянную конструкцию, напоминающую типовую автобусную остановку. Мебель для нас? Если они решили улучшить наши жилищные условия, это не к добру. Значит, мы здесь задержимся надолго. Оказалось, штуковина должна была исполнять роль будки для наших сторожей. Хоть охранники и менялись постоянно, сидеть под палящим солнцем в тяжеленных бронежилетах им не нравилось.
Через пару часов к нашему лагерю привезли полный фургон «алибаб». Руки несчастных были скручены за спиной пластиковыми наручниками. Их обыскали, немного попинали ногами, и загнали на периметр с надписью Officers, хотя на офицеров чумазые «алибабы» никак не смахивали, а были похожи на безобидных мирных жителей случайно попавших под жестокую зачистку. Новичков быстро рассортировали и отправили куда-то – должно быть в тюрьму, а мы вновь остались в одиночестве.
В результате общения с охранниками и любопытствующими солдатами удалось выяснить, что нас собираются освободить. И то ли отправить в Кувейт, куда мы и собирались, то ли в Россию, то ли в Америку. Гадать было интересно, после авиаперелета в Багдад мы были готовы к чему угодно. У одного из подходивших к нам офицеров я попросил подыскать мне какой-нибудь головной убор. Моя бейсболка пропала после обыска на базе морпехов в Хилле, а ходить под иракским солнцем с непокрытой головой было равносильно самоубийству. Офицер обещал помочь и через некоторое время принес нам комплект футболок, шлепанцев, полотенец, а также мыло и зубную пасту. Головных уборов он, к сожалению, не нашел. Зато удалось выторговать еще несколько послаблений – наши рюкзаки и поход в душ. С получением рюкзаков жизнь изменилась к лучшему. Можно было поставить палатку и разместиться в ней с комфортом, читать книги или делать записи. А в душ, который располагался в другой части лагеря, нас возили на «хаммере». Душевые кабинки были построены американцами специально для заключенных иракцев, которых мы наконец увидели в большом количестве. Тысячи людей сидели под тентами на огромном поле размером в несколько стадионов.
Возвратившись к себе, я развесил выстиранную одежду на веревках, чтобы придать нашей временной тюрьме жилой и безобидный вид. А палатку украсил российским флажком, объявив ее суверенной территорией Российской Федерации в Ираке.
Через некоторое время нам сообщили, что дело сдвинулось с мертвой точки, и нас вот-вот должны отпустить. Мы с Юрой побывали в полуразрушенных бараках, где прятались от солнца американцы. Там нас в очередной раз сфотографировали и отсканировали указательные пальцы рук. Условия в этих бараках были спартанские, мебель практически отсутствовала, в стенах и потолках зияли дыры, пол был грязным. Но Абу-Грейб еще не самая плохая тюрьма, американцы уверяли, что второй крупнейший иракский концлагерь в Басре гораздо хуже, поскольку, в довершении ко всему, подвергается нашествию пыльных бурь.
Только мы вернулись к себе, поступило указание собираться. Снова мы ехали в «хаммерах», я в первой машине, Юра во второй. У этих машин на крыше люки, из которых высовываются пулеметчики. Обычно патрули формируют из таких пулеметных «хаммеров». Один ствол смотрит вперед, другой назад. Если в конвое три машины, то средний ствол смотрит вбок. Сам пулеметчик, как выяснилось, сидит на неудобном ремне, раскачивающемся при движении.
Приехали в загородную резиденцию Удея Хусейна, старшего сына Саддама. Удэй возглавлял организацию федаинов, которая состояла из «золотой молодежи» Ирака. Про федаинов ходили разные слухи, в том числе такие, что Лаврентий Берия на их фоне смотрелся безобидным чудаком. Другие утверждали, что федаины ничем примечательным кроме пьянства и разгула себя не проявили. В любом случае место обитания Удэя производило сильное впечатление. Там были дворцы и озера, парки и фонтаны, даже мечеть. Американцы превратили эту территорию в военную базу и создали на ней микро-Америку: жарили хотдоги, играли в настольный теннис или бегали трусцой (это на иракской-то жаре!)
К нам в машину подсел молодой офицер, представитель военной полиции. Он должен был сопровождать нас. Конечная цель еще была непонятна, но отношение конвоиров изменилось и почти напоминало приятельское. К машине подбежал еще один офицер. Оказалось, он читал в газете статью о нас и даже посетил наш сайт в Интернете, на котором мы рассказывали о своих приключениях в разных странах. Грегори, так звали американца, был в восторге от встречи и мечтал сфотографироваться с нами на память. Из казармы он принес целую коробку еды, и угостил нас и наших сопровождающих жареной курицей, фруктами и колой. Тюремные охранники такой пищей не были избалованы и очень обрадовались.
Еще некоторое время конвой петлял по секретным дорогам Багдада, о существовании которых мы и не догадывались, они были закрыты для простых смертных, затем подъехали к дворцу Саддама. На дороге ведущей к воротам помимо бетонных надолбов стояли щиты с угрожающими надписями на английском: «Не останавливаться! Пассажиров не высаживать! Скорость не снижать! Любое нестандартное поведение на дороге служит поводом для открытия огня на поражение!»
Во дворце располагались штаб коалиционных войск и временное правительство Ирака. Именно здесь нас должны были передать представителю посольства Российской Федерации. Парень из военной полиции привез для нас пропуск во дворец. Без него туда не пропустили бы даже наших конвоиров. Восемь солдат с Абу-грейб разоблачились, оставив шлемы, бронежилеты и автоматы в машине. Без амуниции они казались безобидными и милыми подростками, и вели себя во дворце соответственно, восторженно улыбаясь и без конца щелкая фотоаппаратом.
Дворец Хусейна был похож на муравейник, наполненный деловито снующими туда и сюда американцами. В разделенных перегородками коридорах стояли столы, работали люди. Тут и там висели бумажные таблички: «Министерство Финансов», «Министерство Труда», «Департамент Тюрем». В одном из залов сделали столовую, в которой одновременно обедали сотни человек. На входной двери висело объявление: «Личное оружие, включая автоматы Калашникова и гранатометы, просьба оставлять за пределами столовой»
Дворец был красив, он завораживал, а деловая обстановка царившая в нем лишь усиливала впечатление. Мы нашли офицера, занимавшегося нашим делом. С ним находились военный юрист и представитель российского посольства по имени Эльбрус. Нам было неловко за свой запыленный вид, да и рюкзакам досталось во время обыска, но присутствующие были людьми вежливыми и ничего не заметили. Американцы нас отпускали, но, прежде чем идти, я попросил показать нам дворец. Все-таки мало кому удается здесь побывать. Военный юрист улыбнулся и повел за собой. Мы прошли по дворцовым коридорам, и попали в тронный зал Саддама. Именно здесь он выступал перед своими генералами. Стены и потолок были украшены огромными панно на темы светлого будущего Ирака. На картине за троном диктатора грозно летели ввысь баллистические ракеты. «Вы можете сесть на трон, а я вас сфотографирую» - предложил военный юрист. Трон оказался прямым и не слишком удобным, наверное специально был таким, не давал уснуть во время утомительных официальных церемоний.
Вместе с Эльбрусом мы добрались до посольства. Оказывается, наше задержание наделало немало шума. Американцы с Абу-Грейб связывались с Пентагоном, оттуда звонили в Госдеп США, оттуда в посольство России в Багдаде, оттуда в МИД России. По версии Пентагона: в Ираке были задержаны российские журналисты, фотографирующие военные объекты. Об инциденте стало известно даже в администрации президента, поэтому посольским работникам было поручено оказать содействие в нашем освобождении и эвакуации с территории Ирака.
Теперь мы оказались в заключении на территории посольства. Конечно, никто силой нас не держал, но отлучаться не рекомендовали. Нас временно разместили в бане. Мест в жилом корпусе не было – на охраняемой территории посольства прятались многие российские граждане, так как жить в городе было опасно.
В посольстве нам предложили на выбор бесплатный ООН-овский самолет в Иорданию или содействие в изготовлении иранской визы и доставке нас до иранской границы. Иордания была не по пути, выбрали Иран. На следующий день вместе с Эльбрусом мы поехали в консульство Ирана, где, несмотря на выходной день, нам за пятнадцать минут сделали визу.
Побеседовали с Временным Поверенным Делами РФ в Ираке Александром Кинщаком. Он сказал, что хочет договориться об отправке нас с вооруженной охраной до границы. Посольство уже связывалось с Курдской Демократической партией, те ответили, что участок Багдад – Бакуба – Аль Мунтрия не находится в зоне их влияния. Ребята из Патриотического Союза Курдистана временно отсутствовали в Багдаде. У шиитов был выходной – пятница, никого не застать. Оставался еще шанс договориться с Коммунистической Партией Ирака (КПИ).
Днем что-то гулко бухнуло, да так, что в нашей бане чуть не вылетели стекла. Взорвали посольство Иордании неподалеку. Подогнали машину со взрывчаткой и снесли почти все здание. Наверное в Ирак вернулся Николай Кушлевич. Хотя кто знает, кому еще успели досадить иорданцы?
К субботе удалось договориться с коммунистами. Нас привезли в штаб-квартиру КПИ (Коммунистической партии Ирака), где проходил очередной съезд партии. На стене возле входа висел портрет родного Ильича. Дипломата Алексея, который привез нас, иракские коммунисты принялись звать в компартию, но он ловко уклонился от этого, сказав, что дипломатам в партии вступать не разрешается. У нас с собой был мешочек с пионерскими значками, которые мы взяли из России, чтобы раздаривать в качестве сувениров. Мы принялись их вручать присутствующим, говоря, что это почетный нагрудный знак коммунистов России. Значки с Лениным тут же украсили лацканы высокопоставленных пиджаков.
После съезда коммунисты разъезжались по всей стране. Были и такие, что ехали в сторону иранской границы и могли нас подбросить. У наших новых друзей имелось официальное разрешение на ношение автоматов Калашникова и старенький «Джип Чероки» с забинтованным скотчем рулем. Без происшествий мы доехали до Бакубы, где остановились на ночлег. В тамошнем штабе коммунистов висели портреты Маркса, Че Гевары, и удивительные часы с серпами и молотами вместо цифр. Активисты штаба увлеченно смотрели по спутниковому телевидению шоу с обнаженными красотками, но с появлением гостей посуровели лицами и включили новостной канал «Аль-Арабия», делая вид, будто их интересует только политика. В ванной дома пирамидкой стояли автоматы, а в задней комнате бесформенной грудой лежала одежда и обувь расстрелянных баасистских солдат. Раньше этот дом принадлежал партии «Баас», но сейчас он попал в крепкие руки пролетариата.
В сопровождении группы товарищей мы гуляли по городу. К нам подходили люди и пытались завязать разговор. По словам сопровождающих, все они были коммунистами. Если так, то минимум половина Бакубы состояла в компартии.
По улицам периодически проезжали удивительные велосипеды с восемью зеркальцами заднего вида, разноцветными побрякушками, ленточками, гудочками и автомагнитолами, работающими от автомобильного аккумулятора. Под покровом ночи в городе нелегально продавалось спиртное – водка и пиво, прямо из багажников автомобилей.
Последний день в Ираке прошел благополучно, если не считать того, что джип коммунистов развалился, и остаток пути мы проделали на такси. На границе на нас набросилась стая соскучившихся по работе таможенников – в связи с войной переход не пользовался популярностью и начал зарастать желтоватыми пустынными лопухами. Мы тоже были им рады. Иракская авантюра благополучно подошла к концу, начиналась следующая – иранская.