.jpg)
Православная церковь в районе Гленайрис находилась в мрачном готическом сооружении со стрельчатыми окнами. Здание осталось от англикан. Внутри было людно. Служба шла на трех языках: русском, греческом и сербском. Три священника одновременно совершали обряд, вступая один за другим.
Сюда пришли все, верующие и неверующие. Для русской общины эта церковь была единственным местом, где можно было встретиться и познакомиться друг с другом. Да еще может пара русских ресторанов, дорогих и суетных.
Я дождался окончания службы и подошел к русскому священнику.
- Нельзя ли у вас в церкви переночевать?
- В церкви? - удивился он. - А что так?
- Я сегодня приехал в Мельбурн. В пути четыре месяца. Добирался на попутках из России до Сингапура, потом на паромах. Деньги давно закончились, в Мельбурне никого не знаю. Мне бы осмотреться, может работу найду.
- Ну, в церкви я тебя оставить не могу, нет таких полномочий, - задумался батюшка. - И домой не приглашу. Домишко маленький и детей ватага. Но помочь смогу. Есть человек, у которого можно остановиться. Он не против будет, один в трех комнатах живет. Только есть проблема, пьющий он. Я ему иногда жильцов посылаю, чтобы в запой не ушел. Человек-то неплохой, но как выпьет – дураком становится. А ты может повлияешь на него. Не испугаешься? Ну, смотри... Эй, Василий, подойди...
Так я познакомился с Василием и поселился в его трехкомнатной квартире в социальном доме. Старая неуютная многоэтажка, больным зубом торчащая посреди ухоженного района, была архитектурным позором Мельбурна. Ходили слухи, что её вот-вот снесут, но у властей не хватает духу. Было непонятно, куда девать жильцов?
В доме жили безработные, инвалиды, гомосексуалисты и маргиналы, получившие жильё бесплатно от австралийского правительства. Многие приехали из бывшего СССР: украинцы, молдаване, евреи, грузины. Был даже один русский из Харбина. Рядом с домом висела огромная табличка с надписями на английском и – крупными буквами – на русском, призывавшая жильцов не мусорить и не портить городское имущество.
На окнах дома были решетки до самой крыши. Не для защиты от воров, а чтобы жильцы не выбрасывались из окон. Пару раз это случилось, и власти решили вопрос радикально: теперь дом напоминал тюрьму.
Рядом с домом стояли украденные тележки из супермаркета «Таргет». Одно время «Таргет» воевал с беспокойными жильцами. Собирал за аренду тележек монеты, пристегивал их цепями, грозил штрафами. Но всё было бесполезно. Жильцы социального дома перекусывали цепи кусачками, монеты выковыривали из монетоприемника, а штрафы не платили. В итоге магазин нанял сотрудника, чтобы тот ходил к социальному дому и забирал брошенные тележки.
Вместе с Василием мы зашли в лифт. С нами вошел худой улыбающийся австралиец с крошечной собачкой в руках.
- Хелло! - крикнул ему Василий и громким шепотом мне: - Видел гомика? Им здесь хорошо живется на государственные-то денежки.
Безработный Василий тоже жил неплохо. У него была огромная бесплатная квартира и парковочное место под окнами. Приличный автомобиль ему достался почти даром: старую машину в Австралии продать сложно, скорее придется заплатить деньги за её утилизацию. Раз в месяц Василий ходил получать материальное пособие. А если бы попросил, ему бы принесли деньги домой, и продукты тоже. Но Василий не хотел, чтобы чиновники ходили к нему домой, он их недолюбливал.
Главным условием приятной растительной жизни было отсутствие работы. Стоило Василию заняться каким-нибудь трудом, все эти блага у него бы отобрали. Пришлось бы платить за аренду квартиры, платить налоги, платить за парковку, платить за еду и вообще за всё. Поэтому, как все жители социального дома, он работал лишь изредка и нелегально. Помогал на стройке. А в свободное время, которого у него было в избытке, пил дешевое пиво, одну упаковку за другой.
Разделавшись с упаковкой в 6 небольших бутылочек, Василий становился болтлив и отделаться от него было сложно.
- Знаешь, кем я был в рашке, юноша? – преследовал он меня. – Я был врачом… хирургом… Заведующим отделением меня хотели сделать! Уроды. Я сам отказался… Не надо мне их подачек… врачи-вредители… Я в афгане служил… в Афганистане, в «черном тюльпане»… Слышал про такую страну? Из пулемета: тра-та-та! Всех их: тра-та-та!
Василий брал гитару и начинал петь, не вынимая изо рта сигарету. Потом бросал гитару и распечатывал новую упаковку пива.
- Все к нам в Австралию едут. Всем здесь нравится. Вот ты чего сюда приехал? Столько русских уже, вон справочник «желтые страницы» на столе лежит. Видишь, толстый какой? Это только русские компании Мельбурна. Вот смотри сколько вас, чертей, сюда понаехало! В справочник не помещаетесь!
Он швырял справочник в угол и его глаза мечтательно туманились.
- К нам Розенбаум приезжал. В русском ресторане для нас пел. Потом я пел. Потом мы вместе пели. И он вот так меня обнял и говорит, ты Вася, настоящий человек. Вот, че-ло-век! Два, говорит, есть музыканта в мире – ты вот только, и я еще.
Василий снова тянулся к гитаре и глухо рычал «в Афганистане, в черном тюльпане…». И представлял себя стреляющим из пулемета по своим врагам, настоящим и вымышленным, по русским и австралийским чиновникам, по коммунистам и империалистам, по бывшим коллегам-врачам, по магазину «Таргет», по соседу-гомосексуалисту и по несправедливости этого мира. А рядом с ним сидел воображаемый Розенбаум и смотрел на Василия восхищенными глазами.
Окурки Василий тушил в бутылках с недопитым пивом, в тарелках с недоеденной едой, в вафельнице, в сахарнице или просто кидал на пол. Мне хотелось бежать из этой душной квартиры с прожженным ковролином, с валяющимися по углам пустыми бутылками, с решетками, не дающими безответственному квартиросъемщику выпрыгнуть в окно. Но с работой пока не получалось и деваться было некуда.
В часы трезвого просветления Василий говорил:
- Ну, всё, довольно! Больше пить не буду. И ты меня в магазин не пускай. У меня ведь сын твоего возраста. Мы с ним давно не виделись. И вот что, мы тебе купим велосипед. На гаражной распродаже копейки стоит. Будешь по городу на велосипеде ездить, зачем на трамвай тратиться? Здесь это дорого. С украинскими строителями тебя познакомлю. Будешь им на стройке помогать. Их там целая семья. Дочка красивая, фигуристая. Вот точно, женить тебя надо! А я уеду на острова. На пляже буду валяться, загорать!
Воодушевленный новыми планами и идеями Василий решал, что мою будущую свадьбу нужно отметить и бежал в магазин. И всё начиналось сначала. Плаксивые песни, ненужные исповеди, хвастовство, презрительные комментарии по поводу знакомых.
Однажды Василий выпил лишнего и начал буянить. Опасаясь за его и свою безопасность, я собрал и спрятал под матрас кухонные ножи.
- Ножи куда-то пропали… - озабоченно бормотал Василий и, спотыкаясь о мебель, бродил по квартире. – Ты не видел?.. О, погоди-ка, погоди… Вот он, родимый… Смотри какой, но-жи-чек.
Он откуда-то вытащил охотничий тесак и теперь крутил им перед моим носом.
- Отдай нож! – рассердился я.
- Боисся? – хихикнул Василий. – Не боись.
Он допил еще одну бутылку и рухнул на пол. Нож выпал из его руки, я подобрал и спрятал под матрас к остальным. Поднял уснувшего Василия и положил на диван. Потом вздохнул и начал собирать вещи.
Выходит, подвел я священника. Не сумел повлиять на измученного пьяницу. Не было смысла оставаться в этой квартире. Куда угодно, но подальше отсюда! Василий помог мне в главном: я понял, что не хочу становиться ещё одной строчкой в разбухших «желтых страницах» русского Мельбурна. Не хочу жить в Австралии. Даже в богатой стране можно быть несчастным, а в бедной – счастливым. Как только я заработал достаточно денег, купил билет на самолет в Малайзию и улетел. А оттуда, всё так же на попутках, поехал домой.